– Ваше высочество, пожалуйста, – служанка впервые обратилась к ней подобным образом, Люба даже не сразу сообразила, о ком идет речь, – не наклоняйте голову, мне плохо видно.
Подопытная исполнила просьбу и вновь окунулась в собственные мысли. Теперь они вертелись вокруг любимой дочурки, о которой она старалась много не думать – опухшие глаза трудно замаскировать даже хорошим слоем «штукатурки». Но сейчас уже можно… немного… совсем чуть-чуть… чтобы собраться с духом. Мягкие завитки волос, глаза цвета жженой карамели, курносый носик, алые губки, сколотый передний зуб – результат попытки отгрызть кусочек глиняной свистульки. Самый сладкий в мире запах, мурашки удовольствия от нежных объятий миниатюрных ручек, вечно пинающиеся во сне ножки и маленькая вертлявая задница!
– Что с вами? – запаниковала девушка, делавшая макияж. – Что-то болит?
– Нет-нет, все в порядке, – сморгнула навернувшиеся слезинки новобрачная. – Просто предсвадебное волнение.
– Да, это дело такое, – понимающе кивнула парикмахерша. – Вот, помнится, я перед свадьбой вообще белугой ревела – так не хотелось выходить за того, кого родители выбрали.
– И что? – невольно увлеклась интригой Люба.
– Что-что, – хмыкнула женщина, откинув со лба прядь волос. – В земле давно лежит, болезный. А я потом вышла за Врыльку – конюха, шельмеца проклятого.
– Это тот, кто ни одну юбку не пропускает? – ехидно уточнила модистка, пользуясь более высоким статусом и, соответственно, безнаказанностью. В то время как прочие наводили невесте красоту на голове, она доводила до совершенства шедевр портновского искусства.
– Я работаю над этим. – Расстроенная женщина слишком резко дернула за прядь волос, и Люба вскрикнула от неожиданной боли. – Простите, госпожа, я не нарочно!
– Скоро уже? – вопросила жертва произвола.
– Еще чуть-чуть и будем платье надевать, – успокоила маникюрша.
Многострадальный вздох был ей ответом, ибо борьба с местной модой давно сидела у Любы в печенках.
Поездка до храма прошла как в тумане. Из-за высокого статуса брачующихся Любе пришлось ерзать под тысячью взглядов в открытом ландо. Звуки, как и запахи, Брэгдан перекрыл защитным куполом, отчего было до жути странно видеть открытые рты, раскрасневшиеся от крика лица, беззвучные аплодисменты и отскакивавшие от невидимого купола цветы. Их бросали радостные горожане, пытаясь тем самым выразить свое восхищение принцессой. Что хотел сказать снайпер, запустивший надкушенный пирожок, – непонятно. Хотя это не помидор и тем более не протухшее яйцо, а вполне съедобная еда. Да и начинка не абы какая, а мясная! Пирожок живописно пролетел мимо мага, посыпая окрестности рубленым фаршем. И не жалко было с добром расставаться? Может, кидавший таким образом намекал на излишнюю худобу будущей матери дюжины детей? Хотел поддержать монаршее потомство, так сказать превентивно? Или оказал высшую честь, разделив последний кусок хлеба? В общем, смысл действа канул в Лету, или через что здесь мертвяки переплывают.