– Хм, примерно в это время посольство Бравондии было у нас, планировались переговоры о помолвке с их принцессой, но неожиданно они собрались и уехали обратно. Посол что-то мямлил о деле государственной важности. И Летиэсса как-то подозрительно быстро выздоровела.
– Отлично, спасибо за наводку!
– Кстати, она плотно общалась с Грэзи, – потарабанил пальцами по столу Корд.
– Если узнаешь что-то дельное, я твой должник.
– Договорились!
Поздно вечером, когда Ворон смог наконец-то оторваться от бесконечной череды дел, он застал жену сидящей под торшером и рисующей набросок детского личика.
– Я тебе говорил, что ты очень талантлива? – Он опустил ей руки на плечи и огладил вздрогнувшую Любу.
– Скорее намекал. – Она улыбнулась и, отложив листок, потянулась в ставшие такими родными объятия.
– Ты невероятно, потрясающе, – комплименты он перемежал жаркими поцелуями, заставлявшими Любу плавиться от наслаждения, – удивительно талантлива. В танцах, в живописи, в ткачестве.
– Мрр, – сама от себя такого не ожидав, замурчала жена лорда. – Это ты еще не все обо мне знаешь. – Шаловливая ручка скользнула вниз, к органу, отвечающему за продолжение жизни на земле.
– После нашего ментала? – зарылся пальцами в густые золотистые локоны Корд.
Не в силах сопротивляться невероятной тяге, они слились в долгом, сладостном поцелуе. Жадные, нетерпеливые движения, периодически разрывающиеся объятия, чтобы вновь соединиться, еще ближе, без лишних преград. Ощущать друг друга всей кожей, соприкасаться каждой клеточкой, каждым волоском, каждой мурашкой.
Протяжный стон, томный, полный неги и желания штормовым ветром сносил остатки самообладания новоиспеченного мужа.
– Милый, я больше не могу терпеть. – Страстный шепот вспухших губок донесся до сознания Ворона. – Возьми меня.
– Прости, – из последних сил сдерживаясь на краю пропасти, ответил Корд, – тебе снова придется через это пройти, но я все предусмотрел, – и отпустил себя, погружаясь в сладкую негу обладания женщиной. Прекрасной, трепещущей, страстно отзывающейся на каждое движение.
Как ни странно, но боли практически не было. Видимо, сила желания блокировала неприятные ощущения, а может, срослось по минимуму. Кто его знает? Впрочем, все это мелочи, которые волновали Любу в последнюю очередь. Главное, что она в объятиях любимого мужчины: сильного, порядочного и так чудесно владеющего техникой…
– О-о-о, да, милый, не останавливайся! Я сказала: не отвлекайся! Потом залечишь, мне не больно. Да, дорогой, вот так!
И он не останавливался, проникая все глубже и глубже, преобразуя хаотичный трепет женского тела в ритмичный отклик, сливаясь, резонируя, отчего даже неподъемная кровать из массива дуба скрипела, как колченогий табурет.