Я не сдержала стона, когда Дитер подхватил языком мочку уха и прошептал:
— А ведь я выиграл пари, пичужка, не так ли?
— Нет, — выдохнула я, пряча улыбку. — Не надейтесь.
— А как же поцелуй? — В голосе Дитера слышалась легкая хрипотца, от которой по коже рассыпались мурашки.
— Не считается, — упрямо ответила я, дрожа от удовольствия и подставляя шею под его жаркие губы. — К тому же вы сами поцеловали меня.
— Неужели? А если я сделаю так?
Я со стоном откинула голову, позволяя Дитеру ласкать языком шею, и сама гладила его по груди и плечам, с восторгом ощущая, как перекатываются тугие мускулы.
— Признайтесь… Мэрион, — срываясь на хрип, прошептал генерал в мои горящие от поцелуев губы. — Вы ведь хотите?..
— Что? — проговорила я, распахивая глаза.
В очках генерала искрилось золото, закручивалось в спираль, и невинное тело Мэрион трепетало под взглядом василиска. Он мог бы сломать меня, как едва распускающийся бутон. Такой сильный, опасный и… нежный.
— Хотите стать… моей? — донесся влекущий голос генерала. — Сегодня… сейчас… навсегда?
Я зажмурилась, но перед глазами все еще кружился огненный водоворот. Это был чистый восторг и страсть. Так чувствуешь себя на краю обрыва, когда ветер подталкивает в спину и до падения только шаг.
— Да, — выдохнула я, и мой ответ потонул в грохоте салюта.
В очках Дитера расцвел огненный дракон. Он вскочил и подхватил меня на руки, легко, как пушинку. Невесомым облаком взметнулись юбки, ветер взъерошил Дитеру волосы, скользнул по моей щеке, остужая разгоряченную кожу. Так чувствуешь себя, когда все-таки делаешь шаг за край и осознаешь, что не падаешь, а летишь.
— И я хочу тебя, Мэрион, — задыхаясь, произнес Дитер. — Больше всего на свете… с первого дня, как увидел… сегодня и всегда…
Он отступил обратно к лестнице. Я обвила его шею руками и улыбалась, глядя в цветущую ночь. Я знала, что она будет нашей. Что бы ни случилось потом, мы расцветем сегодня друг для друга.
Мы спускались долго, то и дело останавливаясь в пролетах и целуясь до стона, до дрожи в коленях. Мое тело, натянутое как струна, отзывалось на каждое прикосновение, и я не знаю, что сказали бы слуги, попадись мы им на глаза. Но в коридорах никого не было, все смотрели салют, и мы добрались до нашей комнаты, изнемогая от желания.
У двери Дитер снова подхватил меня на руки и прошептал, осыпая поцелуями лицо:
— Это наша комната только на одну ночь, но позволь внести тебя в спальню… как жену…
Он перенес меня через порог, и мы упали на кровать, огромную и мягкую, перестеленную к нашему прибытию. Мне было душно и тесно в корсете, кожа горела, и я хотела большего. Дитер уперся руками в матрас и навис надо мной, в глубине его темных очков клубилось горячее золото.