Смерти можно бояться или не бояться – придет она неизбежно.
Постепенно, временами перемежаясь небольшими дождями, вдруг переходящими в грозовые ливни со сверканием молний и грозовыми раскатами, весна, наконец – то, уступила свое время лету. Оно, это столь долгожданное лето, завоевало право прийти на смену затянувшейся весне.
Кривой понимал, что внезапное исчезновение Прыща связано с историей неудавшегося вскрытия склепа. Не мог Прыщ просто так – вдруг взять да исчезнуть. Попытки что – либо выяснить оказались неудачными. Телефон его долгое время не отвечал. Затем был внезапно заблокирован. Можно было, конечно, попытаться выяснить причину блокировки, но что это даст? Кроме возможных дополнительных проблем, ничего.
Своим звериным чутьем он чувствовал: если Прыщ исчез не без помощи цыган, значит, о нем не могут не знать. Всю свою жизнь Кривой страдал оттого, что слишком заметен его портрет. Да и кличка приклеилась не случайно. С детских лет. Он даже имени своего не помнил, привык к этому обращению, как к собственному имени.
Пожалуй, нет ничего хуже в нашей жизни, как неизвестность…
Вчера он вернулся из Алтайского края, где выяснил, что с января до весны в одном из глухих районов, в заброшенном поселке (каких еще десятки, сотни, а может, тысячи можно найти не только в живописном Алтайском крае, но и по всей России), проживал Прыщ.
То, что это был Прыщ, сомнению не подлежало. Путем собственных умозаключений Кривой пришел к выводу, что это был именно он. Информацию о Прыще он получил от местных наркоманов. За дозу они сделают все. Мать родную продадут.
Имени Прыща они не знали, как, впрочем, и сам Кривой. Но с их слов понял, в захолустном поселке проживал именно тот, кого Кривой пытался разыскать. Но вот куда он вдруг исчез, никто пояснить не смог.
Сомнения Кривого окончательно развеялись после того, как он, проезжая по единственной улице поселка, увидел двух старух, сидящих на лавочке у такого же дряхлого, как сами старухи, жилища. Описав внешность Прыща, спросил, не проживал ли тут некий молодой человек? На удивление, старухи не страдали склерозом. Хоть и слезились их глаза, они видели то, что молодой не всегда заметит. Рассказали, что еще по весне, уже совсем поздно было, приезжали черные, страшные машины. И люди страшные. Их было много. Старухи показали: эти машины остановились вон там, у того дома, где и жил тот молодой человек. Были недолго. Что они там делали, не ведают. Только вот как приехали, так тут же и уехали. Недолго гостевали. Чужие, не местные. Точно. «А что они тут делали, – твердили женщины, – знать не знаем и ведать не ведаем, заблудились, поди?»