В 1959 году Дик Йорк повредил спину на съемках фильма «Они приехали в Кордуру». Невзирая на постоянные боли, продолжал сниматься еще десять лет, очень успешно играл роль мужа ведьмы в сериале «Околдованный», но в 1969 году его состояние ухудшилось, ему пришлось лечь в больницу, он пропустил четырнадцать серий, и его роль отдали другому актеру.
Мисс Райт пожимает плечами, продолжая бежать по дорожке, перекидывая из руки в руку шарик для упражнений Кегеля. Каждый раз, когда она ловит тяжелый шарик, ее бицепсы напрягаются и проступают под кожей. Она кивает мне, чтобы я перевернула страницу – чтобы взглянуть на очередную шестерку унылых дрочил.
Переворачивая пластиковую страницу, я говорю, что Анабель Чонг однажды сравнила гэнг-бэнг с марафонским бегом. Иногда ты на удивление энергичен и бодр. Иногда полностью выдыхаешься. Но потом у тебя открывается второе дыхание, и ты чувствуешь прилив новых сил.
Лорни Грин, говорит мисс Райт, актер, который снимался в телесериале «Бонанца» – спустя много лет, во время съемок другого телесериала, «Новые дикие дебри с Лорни Грином», на него напал крокодил. И откусил сосок.
Рассказывая об этом, она смотрит на снимки у меня в папке. Она бежит, высоко задирая ноги, согнутые в коленях. Грудь ритмично подпрыгивает под спортивным бюстгальтером. Ее взгляд впивается в одну фотографию. Совсем молоденький мальчик. Юный дрочила. Номер 72. У него точно такие же глаза, как у мисс Райт. И такие же губы. Вполне милый мальчик. И совсем не похож на чудовище, которое откусит тебе сосок.
Со своей стороны, я попыталась распределить будущих участников гэнг-бэнга, как это сделала бы Мессалина – развести самых уродливых, старых, дефектных и жирных дрыщей как можно дальше друг от друга. В среднем вышло по одному откровенному уроду на каждый десяток вполне обычных задротов.
Мисс Райт кивает на знакомое лицо, на любителя подоить ящерку под номером 137, и говорит:
– Этот рьян и горяч…
Хрен с телеящика, которого благополучно оттуда погнали. Вот он и ищет, кому бы заправить с тоски.
Между ног у мисс Райт под черным спандексом вновь набухает какая-то шишка. Ползет вниз по ноге. Вываливается наружу. Мелькает ярко-зеленым на серой дорожке и падает в водосток. Гремит и грохочет, мечется по металлическим трубам, словно шарик в пинболе, в темноте под землей.
– Блядь, – говорит мисс Райт, провожая глазами зеленый шарик. – Это был настоящий нефрит.
Мы с ней наклоняемся над железной решеткой. Смотрим вниз, в темноту. Я говорю, что Аристотель, когда писал свои философские труды, держал в руке тяжелый железный шар. Если он начинал засыпать, рука разжималась сама собой, и шар с грохотом падал на пол. Грохот будил Аристотеля, и он продолжал работать.