Я говорю:
– И я тоже, – и провожу рукой по волосам, которые зачесаны так, чтобы скрыть залысины.
– Я уже догадалась, – говорит ассистентка и хмурится. – Либо шампунь, либо химиотерапия, либо вы чем-то серьезно больны, чем-то очень нехорошим.
Нет, говорю. Просто шампунь.
А она говорит:
– Вы ошиблись.
Я говорю, ну, хорошо, ладно, через мой бедный зад прошла целая армия посторонних парней – сто лет назад, в каком-то дурацком гэнг-бэнге, о котором давно все забыли, – но у меня нет никаких нехороших болезней. Где-то там, среди бумаг на ее планшете, должна быть моя справка от венеролога.
– Нет, – говорит ассистентка. Она читает надписи и имена на белых холщовых боках мистера Тото и говорит: – Не Марта Грэхем, а Агнесс де Милль.
Я написал ее автограф на мистере Тото с одной буквой «Л». «Агнесс де Миль». Серьезный прокол.
Ничего, говорю. Это не страшно. Я столько раз ошибался в жизни. Почти во всем.
Уж поверьте мне на слово, я не стал выдавать всю историю о себе, о моем добром папочке и о прекрасной, прекрасной Оклахоме, что раскинулась под синим небом без конца и без края. Нет, спросить-то, конечно, можно, но я сберегу эту историю для Чарли Роуза. Для Барбары Уолтерз. Для Ларри Кинга или Опры Уинфри. Если кто-то и станет производить публичное вскрытие моих наиболее интимных органов, то это будут лишь общепризнанные боги ток-шоу.
Там, на остановке, пока мы ждали автобуса, папа все повторял, чтобы я обязательно им написал. Сразу, как только я обустроюсь в Калифорнии, я должен прислать им с матерью открытку и сообщить свой адрес, чтобы они знали, куда пересылать мою почту. Он просил, чтобы я позвонил. Пусть даже за счет вызываемого абонента, если не будет другой возможности. Сразу, как только я доберусь до Лос-Анджелеса. Чтобы мама не волновалась.
Отцы. Матери. С их любовью, вниманием и заботой. Хрен дождешься от них понимания и сочувствия. Поимеют тебя на раз.
Девочка-ассистентка стоит неподвижно. Она расправила плечи, чтобы я смог стряхнуть с ее свитера белые хлопья перхоти. В ее глазах пляшут крошечные отражения Касси Райт. Как последняя секс-бомба в научно-фантастическом будущем, Касси – ради ее собственной безопасности – вынуждена выходить на улицу в широком длинном плаще и широкополой шляпе. Почти монашеское одеяние, только красное.
Чей-то голос говорит:
– Проследи, чтобы он надел презерватив, Шейла.
Мужской голос.
Бранч Бакарди подходит к нам. Стоит, втянув живот, но дряблые складки кожи все равно нависают над резинкой его красных боксерских шортов.
Шейла не произносит ни слова. Даже не смотрит в его сторону.