Бакарди показывает на меня большим пальцем и говорит:
– Девочка, ты не к тому обратилась.
Бакарди стоит, скрестив руки на своей бритой груди. Он улыбается, проводит языком по верхним зубам, подмигивает и говорит:
– Но если хочешь, чтобы тебе заделали ребеночка, тогда я – твой мужчина.
Она вздрагивает под своим черным кошмарным наполовину синтетическим свитером. Передергивает плечами, закрывает глаза и говорит:
– Насильник.
Тогда, в Оклахоме, выпускной у нас в школе был вечером в субботу, а я уезжал в понедельник утром. Вот я иду по футбольному полю, в своей черной шапочке и мантии, и школьный инспектор Фрэнк Рейнольдс вручает мне диплом, а уже в следующее мгновение я стою с чемоданом на автобусной остановке. Чемодан – это подарок на окончание школы. Мы с отцом, щурясь, глядим на дорогу. Высматривая автобус, отец говорит:
– И если встретишь хорошую девушку, обязательно напиши. Ну, ту самую единственную, которая на всю жизнь.
Спустя две-три чешуйки перхоти после того, как Бакарди отходит от нас, девочка-ассистентка говорит:
– Он пытался заставить ее сделать аборт. Говорил, что возьмет на себя все расходы. Говорил, что ребенок испортит ей грудь, и на этом ее карьера в кино благополучно закончится.
Ассистентка говорит, что ей надо забрать пакеты с одеждой тех троих парней, которые поднялись на съемочную площадку – туда, к Касси Райт. Ей надо отдать им одежду и обувь.
На другом конце комнаты молоденький актер задумчиво разглядывает таблетку у себя на ладони.
Я спрашиваю в шутку, почему те, кто поднялся на съемочную площадку, не выходят назад? Это что, некий массовый снафф в стиле черной вдовы? Там у них есть специальный человек, который умерщвляет всех актеров-мужчин сразу после того, как они кончают?
Это я так шучу.
Но ассистентка молчит и внимательно смотрит на меня. Смотрит долго, я успеваю снять одну, две, три чешуйки перхоти. Я беру их кончиками пальцев и отбрасываю щелчком ногтя. Четыре чешуйки, пять, шесть. А потом она говорит:
– Да. На самом деле это такой очень хитрый, коварный план по похищению ношеной мужской одежды…
Снимая с черного свитера белые хлопья, я спрашиваю у нее, почему нельзя взять одного и того же актера и снять его несколько раз, написав у него на руке новый номер? Можно же снять крупным планом только его руку, каждый раз с другим номером. И тогда молодой человек, номер 72, сможет спокойно уйти. И судьба проекта не будет зависеть от настроения собравшихся здесь парней. И не придется никого удерживать и уговаривать. И заморачиваться на то, чтобы все были довольны и счастливы.