К обеду девочка совсем извелась и вместо того, чтобы спрятаться, как обычно, за полками от покупателей и поесть, отпросилась у хозяина сбегать домой.
От калитки заметила расчищенную к крыльцу дорожку – сама собиралась, не успела с утра. Но вместо того, чтоб порадоваться и мысленно похвалить квартиранта, разозлилась. Вот кто его просил? Зачем? Лучше бы за маленьким приглядывал!
Взбежала на крылечко, подергала дверь – заперто. У них всегда заперто, но сейчас это отчего-то испугало. Достала ключ, открыла. Первое, что бросилось в глаза – отсутствие на вешалке черного пальто. Сердце тревожно екнуло. И салазок в углу нет!
- Люк! – Не разуваясь, Софи влетела в комнаты. – Люк, маленький мой!
Кроватка не убрана, на кухне – грязные тарелки. И никого.
- Люк! Тьен!
Толку кричать, когда и так понятно, что в доме их нет?
Девочка постаралась взять себя в руки и успокоиться. Хлебнула воды прямо из длинного носика чайника, присела в кухне у стола.
Тарелка невымытая (чего Тьен не делал, так это никогда не мыл за собой посуду) не одна – значит, малыша квартирант покормил. Салазок нет – гулять пошли.
Куда? Зачем? Разве она говорила вести Люка гулять?
А одел он его или просто шубейку поверх домашнего натянул и на мороз потащил? Бросилась снова в комнату. Вроде бы одел: вещей теплых на полке нет.
Успокоилась немного.
Но куда пошли? Когда? Может, Люк уже голодный? Или они только-только ушли, а до того пообедали?
Проверила: не пообедали. Жаркое, что с вечера готовила, нетронутое, а на супе гладкой корочкой застыл поверху жир – отбирали, расковыряли бы.
Тогда, наверное, придут скоро.
Решила дождаться. Заодно в комнатах прибрать, обед разогреть. Хозяин все равно на целый час отпустил.
Только сердце продолжало взволнованно подпрыгивать в груди.
Трудно отыскать более унылое место, чем ярмарочное поле в будний зимний день. Людей практически нет. Смотровое колесо, к которому летом выстраиваются очереди, чтобы подняться над рекой и поглазеть на убранный яркой зеленью город, застыло, словно вмерзло в засыпанную снегом землю. Молчат скрипучие карусели, а карусельщик скучает в будке: листает старую газету и прикладывается время от времени к маленькой фляге. Помост замело, и балаганщики в отсутствие представлений разбрелись, кто куда. Работает только фокусник в своей палатке и небольшой зверинец, куда Валет и сам не пошел бы, и малого не потащил бы. Какая радость пялиться на грязных, оголодавших зверей? Да еще старик-шарманщик бродил по полю, с обезьянкой на плече. Обезьяна собирала у зрителей, если они находились, монетки и взамен вынимала из мешочка билетики с предсказаниями.