- А, так ты имела в виду не Лизетту!
Заинтересованных прибавилось.
- Если ты о Катрин, то это было еще до тебя, милая. Мы давно расстались!
Со звоном разбившаяся у ног пустая бутыль освежила память незадачливого любовника.
- Мы расстались, Манон! Честно. Но, возможно, я пару раз забывал об этом. Ты же знаешь, какой я рассеянный, крошка? Разве можно считать это изменой?
Кто-то хихикнул, ожидая очередного "подарка" от разгневанной красотки, но той стало жалко разбрасываться и без того скудным имуществом, и она соизволила выглянуть самолично. На узкий подоконник тяжело легла пышная грудь, надолго приковавшая к себе взгляды зевак, и лишь вдоволь налюбовавшись на выпирающие из тесного лифа округлости, размерами не уступавшие продаваемым неподалеку дыням, те обращались взглядами к пылающему праведным гневом лицу, несмотря на обозначившийся второй подбородок и пухлые щеки, довольно милому.
- Крошка моя! - радостно выдохнул Шут.
- Кобель! - сердито взвизгнула "крошка". - Все-то у тебя не считается! Ни Лизетта, ни Катрина. Жюли тоже?
- Эта - тем более! - храбро заявил парень.
- Почему? - заинтересовалась Манон.
- Мне не понравилось! - сообщил Шут во всеуслышание.
Валет втиснулся в уже немаленькую толпу случайных свидетелей семейной размолвки. Задел кого-то плечом, извинился. Кому-то наступил на ногу, но на него только шикнули беззлобно: спор влюбленных был куда интереснее неуклюжего мальчишки.
- Милая, ну впусти меня, - умолял белобрысый.
- И не подумаю! Видеть тебя не хочу!
- А ты не видь, лапушка. Закрой глазки и открой дверь.
- Убирайся!
- Но где же мне жить, кисонька?
- Где угодно, только не у меня! Пусть девки, что тебя ублажают, теперь еще тебя и кормят!
- Они кормят, рыбонька... Но жить-то мне где?
После такого Манон расщедрилась на еще один цветочный горшок.
- Значит, все кончено? - с тоской спросил Шут.
Зевак занимал тот же вопрос, но толстушка не снизошла до ответа.
- Ты разбиваешь мне сердце, Манон! - трагично возрыдал отвергнутый гуляка. - Может, ты дашь мне хоть что-нибудь на память о нашей любви? Хотя бы... Хотя бы одну из своих юбок. Я сооружу себе шатер, чтобы не спать под открытым небом...
Дальше Валет не слушал. Выбрался из толпы, негромко насвистывая, прошел вдоль рыночных рядов и свернул в пустой переулок.
Шут был плохим вором, правду сказать, он вообще вором не был и к колоде прибился то ли по недоразумению, то ли потому, что среди слободских так принято, но он был очень хорошим шутом, его представления неизменно собирали зрителей. А Валет не стал бы валетом к своим годам, если бы не ловкие пальцы и умение оставаться незаметным, даже будучи на виду. Каждый был талантлив по-своему, и когда доводилось работать в паре, добычу всегда делили поровну.