- Кто это? – ошарашенно прошептала Софи, на всякий случай покрепче вцепляясь в руку своего провожатого.
- Мим, - обронил непонятное слово Тьен. – Ты никогда не видела мима? Подойдем.
При их приближении чудак оживился, отлепился от дерева и вышел на тротуар.
- Что он делает? – продолжая жаться к парню, спросила девочка.
- Гляди.
Мим сделал два шага в их направлении, а на третьем уперся в невидимую стену. Отступил назад и удивленно развел руками. Попытался снова – то же самое. Выставив вперед ладони в белых перчатках, он ощупал преграду. Та оказалась сплошной, и комедиант – Софи уже догадалась, что это комедиант – удрученно вздохнул, понурив голову. Постоял так с секунду и вдруг бросился вперед, намереваясь разбить призрачное стекло. Девочка взвизгнула, но белолиций впечатался плечом в застывший воздух и отлетел назад. Если бы не ухватился на невидимую веревку, упал бы, а так, забыв о разделяющей их стене, принялся тянуть на себя толстый, судя по обхвату, канат. Но это оказалось непросто: кто-то на другом конце не желал отпускать веревку и тянул ее на себя. Мим не сдавался, забавно извиваясь, упираясь в землю ногами, он тащил что было сил. Иногда, когда соперник-невидимка оказывался сильнее, улетал вперед, иногда, с трудом перетягивая на себя, прогибался далеко назад и повисал. Ронял канат, грозил противнику пальцем и в последний момент успевал схватить убегающий кончик, чтобы продолжить состязание.
Когда веревку у чудака все же отняли, он махнул рукой и вернулся к «стеклу». Постучал и помахал рукой, подзывая Софи подойти.
Девочка прыснула, зажав рот ладошкой, и отрицательно замотала головой. Отвела взгляд и только тут заметила разложенный на тротуаре платок. На полосатой, как и костюм лицедея, ткани лежало несколько монет, и Тьен, порывшись в карманах, добавил к ним еще одну.
- Ему платят только за то, что он кривляется? – спросила Софи, когда они отошли от белолицего чужака.
- Он дарит людям радость, - пояснил вор. – Ты смеялась, а это – явление нечастое.
- Не дарит, а продает, - поправила она тихо. Но радость стоила больше медяка.
На другом углу стоял пожилой скрипач в ветхом пальтеце. Он продавал грусть.
Скрипка в его руках стонала и плакала, рождая, безусловно, красивую, но наполненную невыносимой тоской мелодию.
Захотелось вернуться к миму.
- На бульвар не пойдем, - решил, расплатившись за грусть, вор. – Сразу в кофейню. Похолодало как-то.
Он поежился, и Софи подумала, что это совсем не от холода, а от слез старой скрипки. Но вслух ничего не сказала.
Кофейня ей не понравилась. В небольшом зале уместилось слишком много столиков, и стояли они неправильно, словно кто-то, освобождая место в центре, одним махом сдвинул их к стенам вплотную друг к другу.