– Nicht schiessen, – повторяет солдат.
Нильс не понимает, что тот хочет сказать, но это, похоже, тот самый язык, на котором Адольф Гитлер произносил свои речи. Они немцы. И как они сюда попали? Война же кончилась.
Наверное, морем. Приплыли на корабле. Море-то одно и то же. Балтийское.
– Вы… последуете… за… мной.
Он старается говорить медленно и раздельно, чтобы они поняли. У него в руках ружье, значит, он главный.
– Поняли, что я сказал?
Он повторяет вопрос несколько раз. Ему нравится произносить эти слова – резко, уверенно, даже если они не понимают ни бельмеса. Его это успокаивает, и даже голова стала лучше соображать. Приведет их в Стенвик, сразу станет героем. Неважно, что думают другие, – мать будет им гордиться.
Тот, что стоял поближе, быстро закивал головой и медленно опустил руки.
– Wir wollen nach England fahren, – сказал он робко. – Wir wollen in die Freiheit.[6]
Единственное понятное слово – England. По-шведски тоже так звучит. Но он совершенно уверен – никакие они не англичане. Голову даст на отсечение – немцы.
Задний тоже опустил руки и потянулся к карману.
– Нет! – завопил Нильс так, что отдалось болью в голове.
Но солдат уже сунул руку в карман.
– Руки вверх… – крикнул Нильс.
Приклад бьет его в плечо. Грохот такой, что, наверное, на материке слышно.
Из дула вьется дымок, так что Нильс какое-то мгновение не видит, что произошло.
Он даже не собирался стрелять – нечаянно нажал на курок посильнее. Хотел махнуть ружьем вверх – подними, мол, руки. Но чуткий затвор сработал, и парень, стоявший первым, рухнул на землю, как от удара кувалды.
Дым рассеивается. Солдат неподвижно лежит в траве. На какую-то секунду Нильсу кажется, что он промахнулся, но тут же видит, как из разорванной гимнастерки начинает сочиться кровь – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Глаза закрыты. Помирает он, что ли?
– О, дьявол, – шепчет Нильс.
Но дело сделано. Он выстрелил, к тому же не в того, в кого следовало. Это же другой полез в карман, а этот смирно стоял с поднятыми руками и теперь вот лежит на земле и истекает кровью.
Он застрелил человека, словно зайца. Он, Нильс Кант, и никто иной.
Раненый медленно открывает глаза и пытается приподнять голову. Руки его судорожно подергиваются.
Он дышит часто, прерывисто, потом его начинает сотрясать кашель. Серо-зеленая гимнастерка почернела от крови. Вдруг он весь как-то оседает и застывает неподвижно. Глаза смотрят в небо.
Нильс переводит глаза на второго. Тот не шевелится, рот плотно сжат, глаза пустые. Он держит что-то между большим и указательным пальцами – успел-таки достать. Но это не оружие. Что-то совсем маленькое.