Естественно я не отказалась. Пока она накрывала столик: на нём появилось сливочное масло, сыр, колбаса и хлеб, я осматривала кабинет. На стене висело множество фотографий. Но моё внимание привлекла одна из них. Старенькая чёрно-белая общая отрядная фотография с поломанными от старости уголками.
— Откуда она у вас Елена Николаевна?
— Вот я, — она показала пальцем на девочку в пионерском галстуке с чёлкой и завязанными двумя хвостиками, — мой последний приезд в лагерь на отдых.
— А вот я! — я указала пальцем на своё изображение на фотографии, — тоже в последний раз пришлось мне здесь побывать.
— Надо же! Я поняла, что мы обе из этих пенатов, но думала, отдыхали с вами здесь в разное время. А мы оказывается, даже в одном отряде были! Давайте на «ты».
Лена открыла бутылочку сухого вина.
— За такую встречу, — сказала она, — грех не выпить.
— Я за! Но возвращение в детство давай обмоем коньяком, — сказала я и достала оставшуюся бутылку с «Otard» и коробку конфет.
— Так давай эту опорожним, конфискованную у Печкина! — засуетилась она.
— Нет! Вдруг ещё к тебе кто-то нагрянет из детства? Меня вспомните. Давай за встречу.
Выпив кофе и пригубив коньяк, мы с Леной пошли на экскурсию по лагерю.
— А помнишь наши палатки? А старая столовая? Кормили нас на убой! — вспоминала я, осматривая красивые корпуса на месте наших щитовых палаток.
— Да, а как нас взвешивали по прибытии и убытии из лагеря? Кто не поправлялся, отправляли в санчасть на поправку! А походы на сопки? А нашу отрядную: «А я еду, а я еду за туманом…», — запела Лена.
— «За туманом и за запахом тайги…» — подпела я ей, вспомнив, как мы маршировали под эту песню.
— Где-то здесь была библиотека, а рядом росло кизиловое дерево. Я его ещё зелёным обрывала, — в последний раз я была на первом потоке в июне, когда на раскидистом старом дереве только появились длинненькие бархатные кислые ягодки кизила, — а около наших палаток терновый куст рос? Помнишь? А его вяжущие во рту ягоды? Все девчонки обходили стороной колючий куст, кроме меня.
— Всё, я вспомнила тебя! Ты кислятину любила! Это я тебя всё спрашивала, как ты ешь эти ягоды! А ты даже не кривилась! Точно, ты ещё всё с книжками ходила, всё читала! — обрадовалась Лена, вспомнив меня.
— А помнишь, как прощались? Все писали пожелания друг другу на пионерских галстуках? — продолжала свои воспоминания Лена.
А у меня защемило в горле от ностальгических слёз, — в автобус заходить не хотели, — Лена тоже взгрустнула.
— Ещё бы не помнить! Мой пионерский галстук не сохранился, я так плакала! Бабушка плохо видела, подумала, что он грязный, взяла и постирала его. Для меня это стало трагедией. На нём была надпись первого моего тайного воздыхателя. Помнишь Лёшку Журавлёва? А! Не важно, — я махнула рукой.