– Почему? – распытывал Владимир бояр и воевод, послов заморских и гостей иноземных.
– Потому, – сказал кто-то из торговавших с болгарами, – мусульмане единоверцев в рабство не продают! Ислам запрещает торговать братьями по вере.
Это был сокрушительный довод.
– Евреи тоже своих не продают… – слабо вякнул другой.
Но его перебил византийский посол:
– Как это? А разве не братья продали Вениамина? Да и мусульмане тоже… приторговывают.
– Закон не велит.
– Закон и христианам не велит.
– Так ведь и не торгуют.
– Христианами не торгуют, но как у мусульман есть разные, так и христиане не одинаковые. Потому что христиане иных христиан продают.
Так говорили и спорили долго. Владимир не слушал, он думал о том, что выбирать веру придется все равно. Потому что ввести общее божество и почитание всеми богов единых, языческих, не удалось. Новгородские погромы войну напоминали, настолько не принимали упрямые новгородцы киевского Перуна. В Киеве таких драк нет, а все же на капище каждый несет жертвы только своему идолу, а в сторону иных плюет.
Так бы и шли споры, пока не случилась однажды история особенная.
Пришла дружина из лесов муромских. Привел воев соловых, светлоглазых князек ихний Сухман. Как называли его воеводы – Сухман Одихмантьевич.
– А не родственник ли он Соловью-разбойнику, коего Илья во дворе теремном зарезал? – насторожился князь. – Тот вроде тоже Одихмантьевичем звался?
Кинулись узнавать и тут же сообщили весть неутешительную:
– Соловей Сухману родным дядей приходится.
– Вот это да!.. – ахнул князь и велел предупредить Илью, пока сам не отправит дружину Сухмана куда-нибудь подальше от Муромца.
– Только нам тут резни кровавой не хватало! – кряхтел и ахал старый Добрыня. – Охти, болести мои…
Но, к удивлению всей дворни и всех мужей нарочитых, Илья тут же прискакал в Киев.
– Куды тебя нелегкая принесла? – кричал на него Добрыня. – Я те ратиться на дворе княжеском не позволю!
Илья, ничего не отвечая, снял меч и все оружие, снял кольчугу и, оставшись даже без зипуна, который надевался под кольчугу, в одной рубахе пошел в гридницу, где пребывал Сухман.
– Ты че?! Ты че задумал?! – кричал испуганно Добрыня, зная, что Илья и без доспеха воинского, и без меча боец страшный.
Потому, наверное, в гриднице разом смолкли голоса, придавленные страхом, когда в нее вошел богатырь. Мгновенно образовалась улица настоящая, в конце которой сидел на нарах финский воин.
– Ты Сухман, племянник Соловья? – спросил своим рокочущим басом Илья.
– Я! – ответил, поднимаясь, Одихмантьевич.
Воины, бывшие в гриднице, потянулись к ножам и калдашам, висящим у пояса, готовясь к лютой резне.