Молчание воцарилось в думной палате.
– Так че ж мы от Царьграда крестились? – сказал торк служилый, Ратмир, новым именем – Алексий.
– Мы не от Царьграда крестились, – сказал строго Илья. – А ко Христу пришли. И в том – спасение наше!
– Спасение-то спасение, – сказал Ратмир, – а за греческими попами догляд нужен!
* * *
И это же повторил князь, когда ему доложили о совете воевод.
– Греческих попов с миром и благодарностью в Корсунь отпустите.
– А как же Киев крестить? Только дружина крестилась, а сродники, а русь вся? В Киеве крещеных большинство, но и нехристей много. Мнилось, что всех крестить станем, – заохал Добрыня.
– А что, одни византийцы истинный закон держат? – спросил князь. – Что, кроме них, христиан не стало?
– Да ты что?! – закричал Добрыня. – К латинянам, что ли? Не видишь, что с Польшей? С чехами? И мы туда же?
– Горяч ты у меня, вуйку! – засмеялся князь. – И язычником был горяч, и крестился – не погас. Умеряй страсти-то! Так, Илья Иваныч?
Илья Муромец не ответил, стараясь понять, куда клонит князь.
– Не от Корсуни попов звать станем, кои и по-славянски не разумеют, а от народа славянского, от родного нам языка. От Болгарского царства царя Семиона.
– Вона как расположил! – удивлялся Добрыня. – А ведь верно. Болгары тамошние – христиане, суть православные, а царь – Царьграду супротивник.
– Не о том говоришь, – сказал князь. – Тамошний язык с нашим един. И все книги, и весь чин народу славянскому понятен. Вот в чем главное-то.
– Ай да князь!
– Благодать на нем Божия, – сказал Илья. – Кабы навек он переменился – таким, как ноне, стал!
Князь действительно стал иным. И одни объясняли его перемену тем ударом и слепотою, что приключилась с ним в Корсуни, другие – возрастом и удачной женитьбой, большинство же считало причиной крещение.
– Господь в нем работает! – уверенно говорил Илья и не сомневался, что теперь все будет благополучно. Господь не оставит свой удел без защиты.
Вспоминал он калик, что выискали его в чащобе муромских лесов, подняли от одра болезни и благословили на дружинное служение воинское.
– Все ведь по слову их вышло. Дружина бессловесно принудила князя принять венец веры православной. Никто ведь не примучивал, а вышло по слову посланников Божиих. И поднимается держава новая, держава православная. И князь иным стал. Иное было и в том, что пиры бесконечные прикончились. Не стало многодневных бражничаний. Верх в дружине взяли строгие православные гридни, и лихость воинская хоть и была в почете, все же выше стало цениться послушание.
Еще Илья внушал воям своим: храбрость всегда нужна! Лихость воинская – когда ты за одного себя ответчик, а это только в драках детских случается. В остальном же послушание воинское есть первая для дружинника добродетель. Потому воин, в строю стоящий среди множества других воев, и знать-то не может, куда войско идет и что воеводы замыслили! Послушание воспитывал Илья в воях повседневно. И в его заставах было то, что дружине языческой неведомо и непривычно. Поскольку вся дружина была православной – строго держали посты и совершали все церковные установления. Воинство, Муромцем учиненное, было крепко и надежно.