– А ты не принуждай никого душе своей изменять – вот врагов и не будет.
– Боязно, – сказал князь, прохаживаясь по палатке.
– Пойду я, – попросился Илья и, уходя, поклонился князю: – Спасибо тебе, князь, что посоветовался со мною. Теперь истинно убедился я, что перемена в тебе великая. И перемена сия – ко благу. А лишними помыслами не утруждайся.
Но князь все же не совсем прислушался к совету Ильи. И решил, оставив в покое хазар, иудеев и прочих, язычников всех крестить, хотят они того или нет. Но Господь, как считал Илья, распростер руку свою над градом Киевом, и распри не вышло, поэтому язычники в большинстве своем крестились добровольно. Те же, кого насильно принуждали, не особо понимали, чего от них хотят, и продолжали своим богам веровать, считаясь христианами.
По прибытии священства из Охриды, града болгарского, их же ездил с почетом встречать отряд воевод конных, в том числе и Муромец с Добрыней, – стали готовиться к крещению всех горожан. Осторожный и хитрый князь решил сначала попробовать, каково будет сопротивление и будет ли?
Рано утром крещеные дружинники в пешем строю пошли на капище и стали разламывать и сбрасывать с горы идолов. Большая толпа киевлян собралась смотреть на уничтожение святилища. Добрыня на всякий случай держал на княжеском дворе конную дружину, но нигде ее не показывал – стояли воины при закрытых воротах тайно, только кони пофыркивали да били копытами мощеный двор.
Напряженно вслушивался старый воевода в шум на Перунской горе, вставали перед ним недавние картины новгородских драк и погромов. И здесь ждал он истеричных воплей и криков и, может быть, полыхания пламени над посадом, но ничего не происходило.
Гул толпы стоял ровный, ни истеричных выплесков, ни воплей волхвов – шумела толпа, но не более, чем на торжище.
– Ай раз, ай два… – слышались крики гридней, раскачивавших, словно гнилой зуб во рту, статую Перуна.
Одетый в кольчугу и весь доспех воинский, стоял на башне терема своего князь, покусывал губы. Народ киевский смущался язычниками, но возмущения не произошло. Пока.
Вот ахнула толпа, раздалась в стороны, по склону надднепровской кручи катился деревянный истукан с позолоченной головой и серебряными усами. Рядом с ним бежали гридни и толкали его все ниже и ниже, когда он зацеплялся за камни и ямки. Несколько человек, закрыв лица руками, поглядывали на эту картину, но участия ни в чем не принимали. Вечером князь спросил воевод, бывших на разорении капища:
– Возмущения были?
– Да не… так, старухи поголосили маленько…
– Я приказал его, Перуна то есть, до порогов по берегам конно сопровождать, чтобы обратно, где бы ни прибился, дураки его на гору не возвернули. А как за пороги проплывет, тут уж и не вернется.