Пившие же были: Путьша, некрещеный воевода славянский Талец, польские рыцари, на службе у Владимира бывшие, – Елович и Ляшко… Укрывшись темными плащами, ночью же разъехались они по домам своим, а под утро собрались со слугами и поехали конно к реке Альте, где стоял с дружиною Борис.
* * *
Скакали к Борису воинские мужи, приводили своих челядинов оружно. Приступали к нему и воеводы дружины его. Глас был общий:
– Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол – ведь все воины в твоих руках.
Дружина, изготовленная для боя, озлобленная тем, что печенегов, противу кого ополчилась, не встретила, требовала немедленного ответа.
Борис смотрел на выстроившихся крепких ребят со щитами и мечами, готовых идти на Киев, как на столицу чужого царства, смотрел на воевод в окружении ближних своих оруженосцев и чувствовал страшное одиночество свое и невыразимую тоску.
– Видно, так тосковал Христос, когда просил Отца Небесного пронести чашу страданий мимо него, – сказал он ближайшему своему соратнику и оруженосцу, родом венгру, Георгию.
– А что ты медлишь? – не понял воин. – У Святополка силы – никакой! Он, сказывают, послал к печенегам да полякам, но они еще не подошли! Мы же близко стоим! Конница пойдет, и нет Святополка!
– Он брат мне! – сказал Борис.
– Какой брат! – закричал Георгий. – Все в Киеве знают, что он – сын Ярополка. Владимир-князь его мать беременной умчал!
– Отец мой мертв, – сказал тихо Борис. – А его я всегда братом почитал. В том и вырос.
– Да не брат он тебе, и никто его нынче братом твоим не считает, – горячился кудрявый и подвижный Георгий. Он ходил по шатру, и золотая гривна на шее – подарок Бориса – посверкивала в вырезе его рубахи на мускулистой смуглой шее.
– Значит, когда нужно – брат, а когда нужно – нет… – грустно улыбнулся Борис.
– Да ты что, не понимаешь, что будет, если он на престоле киевском усядется? Державе новой – конец! Придут папские попы да рыцари из стран западных… Ты что, не ведаешь, что с Польшей, а наипаче того с Чехией приключилось?
– А что приключится, ежели я на брата своего меч подыму? – спросил Борис.
– Отец твой Владимир, царствие ему небесное, не боялся проливу братьев своих идти! Проливу Ярополка да Олега!..
– Вот за тот грех мы и расплачиваемся! – твердо сказал князь. – Воины-то пока не понимают, но ты-то, друг мой ближний, пойми: не в силе Бог, но в правде! И ежели правду мы менять ежечасно станем, что от нее останется? Мы же христиане! Как же мы завет Божий нарушим? – Борис говорил, и с каждым словом голос его крепнул, точно он убеждал сам себя. – Конца не будет! Я пойду на Святополка, Ярослав – на меня, – Глеб подрастет – на Ярослава… Чем сей грех братоубийственный остановим?