Может, в ней проснулось то, что называли совестью?
Она хотела заговорить, но Эйвери покачала головой. Идеальные черты лица исказились от отвращения.
Двигаясь спокойно, с достоинством, которое она могла сейчас изобразить, Каллиопа подняла руки и расстегнула бесподобные серьги с розовыми бриллиантами. Она протянула украшения Эйвери, и та резко выхватила их.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – настаивала Каллиопа, глядя, как та меняет свои серьги на розовые бриллианты. – Ты совершенно меня не знаешь.
Эйвери подняла голову – небесно-голубые глаза смотрели на Каллиопу безжалостно.
– Я знаю намного больше, чем хотелось бы.
– Откуда? От Брайса?
Каллиопу огорчало, что им с матерью опять придется уезжать. После всех стараний Элайзы – после того, как она приняла предложение Надава и решила остаться, – они опять будут вынуждены бежать, поджав хвост. Менять сетчатку и удостоверение личности, обманув какого-нибудь бедняка. Больше не будет Каллиопы Браун. От этой мысли она похолодела.
Эйвери удивленно вскинула голову:
– Какое отношение к этому имеет Брайс? Он с вами заодно?
– Забудь.
Толпа гостей вдруг взорвалась криками, начиная обратный отсчет до полуночи:
– Десять, девять, восемь…
Скоро запустят первый залп салютов – они будут греметь каждый час, до самого утра. У Каллиопы закружилась голова от мысли, что еще слишком рано, но весь ее мир успел перевернуться с ног на голову. Дважды.
Она не сводила глаз с Эйвери, стараясь понять ее настроение. Каллиопа столько раз предугадывала действия других людей, но впервые инстинкты подвели ее.
Однажды мама сказала ей: если когда-нибудь попадешь в тупик – если даже ложь не спасает, – тогда лучшим выходом будет сказать правду.
Каллиопа никому не называла своего настоящего имени.
«Никому не говори, – втолковывала мама с того самого дня, как они покинули Лондон. – Ты даешь людям опасное преимущество над собой. Просто назови любое другое имя, что-нибудь забавное». В эту игру Каллиопа играла уже много лет и довольно успешно. Она сменила кучу имен, провернула множество афер. С каждым новым обманом она утрачивала частичку себя. Осталось ли что-то от нее самой?
– На самом деле меня зовут не Каллиопа, – тихо сказала она, вынуждая Эйвери податься вперед, чтобы разобрать ее слова среди пьяного гомона. – Я – Бет.
Казалось, гнев Эйвери стих, словно крохотное зерно истины в одночасье успокоило ее.
– Не очень-то ты похожа на Бет, – бросила она странную фразу. В небе загремели фейерверки, сбрасывая с Эйвери чары. – Меня не волнует, кто ты такая. Ты должна исчезнуть до того, как все вернутся в Нью-Йорк. Если я снова увижу тебя в Башне, ты за это поплатишься. Поняла?