Проклятого Эльва отыскал в кухне, где хватало и чужой, старой и в большинстве своем разбитой, посуды. Он сидел на потрепанной табуретке, наблюдая за яичницей с кусочками мяса, и не счел нужным поприветствовать спутника.
Тот устроился напротив, глядя на белое, ослепительное и горячее пламя. Если бы не еда, парень погасил бы его немедленно. В ратуше и так царила жара - она забралась через разбитые окна и распахнутые двери, проползла сквозь тонкие щели и наполовину сорванную крышу.
- Кого ты видел? - неожиданно спросил двухголовый.
- Девушку, - не стал увиливать некромант. - Ее заперли в зеркале.
- И она выжила? Без воды и пищи? Без источников света и тепла?
- М-м-м... - он растерянно почесал бровь. - Это зеркало - артефакт, и вполне логично, что оно позволяет ни черта не чувствовать. То есть его наверняка создали для удержания объектов живыми, и было бы странно, окажись оно тюрьмой для мертвецов.
- На твоем месте я бы не стал подходить к зеркалам в Кленкаре, - недовольно произнес Эхэльйо. - Теперь придется караулить всю ночь. Эта твоя несчастная пленница - либо демон, либо нежить. Милостивые Боги, - он спрятал лица в ладонях, - а я ведь только вознамерился рискнуть и поспать.
- Спи, я сам покараулю, - пожал плечами Эльва.
- Но...
- Я ее выпустил, значит, виноват. Спи. С любой из перечисленных тобой тварей я запросто совладаю.
Ночью стало прохладнее. Ветер принес дождевые тучи, и после полуночи они расплакались, щедро поливая улицы. Парень порадовался, что над головой есть какая-никакая, но крыша, и покосился на укутанного в походное одеяло Эхэльйо.
Двухголовый засыпал долго. Бормотал себе под нос проклятия и шептал, что ненавидит абсолютно все. Под конец он сонно заявил, что уничтожит этот мир к Дьяволу, и затих. Некромант порой прислушивался к его дыханию, чтобы убедиться - спутник жив и здоров, - а потом снова принимался улавливать ночные, в основном безобидные, звуки.
По большей части они были нормальными - скрип деревянных перекрытий, балок и створок дверей, шелест листвы и травы, писк одиноких мышей и топот крысиных лапок. Но когда издали, приглушенное расстоянием, донеслось ржание лошади, Эльва насторожился.
Кому, кроме отверженного обществом Эхэльйо, могла понадобиться ночевка в проклятом городе? Преступнику? Шаману? Темному колдуну, не связанному с Гильдией? Парень напрягся, нарисовал в пыли на полу восемь осторожных граней - защита на тот случай, если неизвестного тоже впечатлит ратуша, - и прикинул, не разбудить ли двухголового. Спустя минуту одернул себя, встал и на цыпочках подкрался к выходу.