мысли и образы. Был тут какой-то парадокс: и то, и другое сливалось как бы в одно, но от этого становились ещё чётче, выпуклей и красочней. Чувство сопричастности — вот как бы он назвал то своё состояние, только не думал, что оно может быть таким сильным и всеобъемлющим. А ведь он познал лишь её крохотную часть, совсем незначительную, с ноготь мизинца. Какая же Вселенная находится под этой хрупкой оболочкой, какие такие Силы скрывает она на самом деле?
«Наконец-то ты пришёл, — это прозвучало как констатация факта. — А то я долго звала, но ничего не происходило, и никто не приходил. Почему так? Почему всегда так? — и внутри Баева, как мгновенный укол, пронзивший тогда сердце, проявилось её ощущения безмерной, безысходной тоски пополам с одиночеством. И тут же он ощутил прикосновение к той неведомой и всепоглощающей Силе, что жила в ней всегда, черпаемой неизвестно как и откуда, и которую Баев тогда прочувствовал чуть ли не физически, всеми кончиками нервов, и ужаснулся приоткрывшейся Мощи. — Я недавно проснулась, как и Большое Зло, оно очень плохое и страшное, и я его боюсь! — и уже с другим эмоциональным оттенком, с отчаяньем и мольбой. — Оно и далеко, и рядом. Забери меня с собой, ты можешь, ты добрый. Забери! — и вдруг, стремительным и неудержимым наплывом очередной взрыв эмоций, и опять мгновенный, как укол в сердце, в которых воедино соединились и ожидание, и надежда, и желание чуда, вера в него и вера в то, что чудо это, наконец, произойдёт. И что-то ещё, неуловимое, неподатливое, основанное на подсознательном страхе перед чем-то куда более могущественным и ужасным в своём истинном проявлении. — Забери!»
И он внял её крику души и понял, что нужно сделать. Однако перед этим едва не лишился чувств и не сошёл с ума. Даже теперь пробирала нервная дрожь от этого ни на что не похожего «разговора»: через невероятные образы, запредельные ощущения и вбирания чужих эмоций. Потрясающе, незабываемо и… И страшно. Потому что чужое…
А потом был подъём наверх с ней на руках, невесомой и лёгкой, как пушинка. И осознание того, что на руках у него находится самое непонятное, странное, загадочное и необычное порождение этой Вселенной. И самое, наверное, драгоценное.
И сейчас, смотря на неё, в освещении корабельной иллюминисценции такой домашней, почти земной (на тех же мизайцев она была ну совсем не похожа), такой беззащитной и отчего-то родной, Баев не переставал думать и задавать себе вопросы: кто же ты, что же ты? Невозможная игра природы, её случайная непросчитанная комбинация, чудо, если по-простому?.. Или блистающий, переливающийся всеми красками самородок в пыли мирозданья, на который мы нечаянно, случайно наткнулись? И о каком таком Большом Зле ты говорила, вернее, проецировала такой образ? Это что — детские страхи и фантазии, навеянные и вызванные… Чем? Каким, в свою очередь, образом? Ким до сих пор ощущал её подсознательный страх, запечатлевшийся у него внутри как тревожный, набатный сигнал «Внимание! Опасно!». И сам невольно, так же подсознательно, в полной мере чувствовал тот ужас, что овладевал её, когда она это Большое Зло представляла… Интересно, что же это может быть? Что за очередная загадка? И не слишком ли много их для такого маленького, хрупкого существа?