Он опять вспомнил это: «Забери меня отсюда, проснулось Большое Зло, и ты поможешь, я знаю!» Но в чём конкретно должна заключаться его помощь? Спрятать её от этого Зла? Но тогда что Оно? Ещё один неучтённый фактор, о котором понятия не имеем?
Вопросы, вопросы… Но отчего-то крепла уверенность, что рано или поздно на некоторые из них (а может, и на все) он непременно получит ответы. Потому что она ему почему-то доверяет, он для неё добрый, как она его почему-то отметила (Баев мысленно пожал плечами. И с чего это она взяла?). Мы не просим помощи у того, кого не знаем, а она его разум просканировала, в один миг он стал для неё как бы открытой книгой. Это, конечно, поражало, но и приятного было мало — выворачивать наизнанку собственную душу всегда непросто, да тут-то что поделаешь? Его по-большому и не спрашивали. И вообще, большинство наших поступков нам как раз и навязывают, а потом мы принимаем их уже как должное.
Сложив руки на груди, Баев молча, отрешённо наблюдал, как антиграв плавно заплывал в недра модуля вместе с девочкой. Но он с каким-то внутренним трепетом всё ещё чувствовал её незримое прикосновение; так чувствуется прохладный ветерок на разгорячённой коже или живительные капли влаги на растрескавшихся, сухих губах. Он ощущал это прикосновение всей кожей, всем естеством своим, но, главное, донельзя обострившимся внутренним зрением, которое, он был уверен, и обострила эта девочка каким-то неведомым ему способом. Прикосновения её были ласковыми, осторожными, трепетными, несмелыми и где-то даже беззащитными. Последнее он прочувствовал особо остро, и сердце в который раз непроизвольно сжалось.
И тогда произошла ещё одна вещь, которую он ну никак от себя не ожидал, но о которой впоследствии ни секунды не жалел: повинуясь какому-то внутреннему, необъяснимому и сиюминутному порыву, он мысленно в ответ послал ей улыбку, такую же ласковую и добрую, и тут же, рядом с улыбкой, опять же мысленно, взял и «пририсовал» смешную рожицу, какую рисуют практически все дети: кружочек, две точки, а снизу полумесяц-улыбку. И сразу услышал в голове перезвон серебряных колокольчиков — её радостный неудержимый смех. О, Боже…
Вот ведь парадокс: он же шёл туда с единственной целью — уничтожить это существо, и убил бы, не раздумывая, окажись там вместо неё какое-нибудь чудовище, не имеющее с нами ничего общего, развалил бы спиром на части, на кровавые куски, и думать бы ни о чём сейчас не думал. А тут… Посылает мысленные приветы и рисует смешные рожицы. Или она затронула в нём какую-то струну, пока что неведомую и ему самому?