Образовавшееся на секунду всеобщее молчание, нарушил тихий и чувствовалось, что недоверчивый, вопрос:
— Молчун?
Я повернулся в ту сторону откуда он прозвучал и увидев круглые глаза Сильвио, взволновано, не обращая внимания на то, что меня могут не понять, ответил:
— Нет, жираф из соседнего зоопарка. Сам то что, не видишь?
— Влад, это ты что ли? — спросил меня Ден и после этого до меня наконец то дошло, что в этой лысой, чисто выбритой и разодетой в странную одежду, образине, никто не узнал того помощника пастуха, который пару дней назад ушёл с двумя уважаемыми мужчинами в город, продавать сыр и сметану.
— Конечно — сняв панамку и вытерев ей вспотевшее лицо, ответил я, под начавший только зарождаться, всеобщий хохот. — А кто же ещё?
Кто бы разъяснил мне, отчего местным так нравятся гладко выбритые и коротко стриженные мужчины? Вот откуда у них такая любовь к ним?
Следующим утром вышел на новый виток своих поисков моего товарища, так до сих пор и продолжающего, в этом я почти не сомневаюсь, прятаться где то в лесу. В напарники ко мне увязался нудный и абсолютно не нужный, мелкий, моросящий дождь. Его никто не звал, он решил составить мне компанию по личной инициативе. Может быть дней через пять, когда придётся покинуть хорошо изученный ручей, я и не возражал против его присутствия рядом, но сейчас был бы только рад если бы он сидел тихо, у себя дома, за облаками и не высовывал носа на улицу, в такую мерзкую погоду. Провожал нас лишь старый ворчун Сильвио, обрадовавшийся моему возвращению сильнее всех остальных. Вчера он долго сам не мог уснуть и мне не давал возможности полноценно выспаться перед дальним походом. Я сразу же, после завершения незапланированного концерта, поставил в известность его и Дена, что завтра же пойду на поиски своей родни, информации о которой, никто из встреченных в городе знакомых, давно уже не имеет. Кстати, на них же списал и все свои обновки, купленные на средства, выданные ими в долг, под небольшой процент, что было принято окружающими, как что то само собой разумеющееся.
— Если вернулся значит всё, так к нам и прилипнешь, не зависимо от того найдёшь своих или нет. Ты мне сейчас можешь, что угодно говорить, а я всё равно знаю, никуда ты из нашей общины не денешься. Всё парень, наш ты теперь — гнусаво хихикнув, завёл старый, перед сном, свою длиннющую песнь про жизнь.
Он много чего умного говорил до глубокой ночи. Учил меня уму разуму, объяснял почему происходят те или иные события, давал советы, как поступить в том или ином случае и ещё знакомил с разными тонкостями, возникающими во время долгих взаимоотношений между людьми. Слушал его плохо, вчера не до этого было. В голове у меня выстраивался маршрут движения совсем не простого и многодневного пути, там же проверялся и перепроверялся список вещей, и продуктов, сложенных в новый мешок, купленный у Дена вчера же вечером. Старый не вместил в себя всего, что появилось в моём распоряжении за последние дни и его пришлось отправить внутрь более объёмного представителя местных рюкзаков. Ещё думал о том, как буду жить дальше, в том случае, если по каким либо причинам наша встреча со Степаном вновь не состоится. На оставшиеся семь копеек сильно не пошикуешь, а на ферме работать, вечно, мне так до сих пор и не хочется, даже несмотря на радостный приём местных жителей, всех без исключения. Конечно, у меня ещё часы остались и за них, наверняка, можно будет выручить не малые деньги, но расставаться с памятью о доме не хотелось бы, как не крути, а это последняя ниточка, соединяющая меня с ним, если конечно не считать плавок, но они уже дошли до такой кондиции, что с этим аксессуаром придётся распрощаться на много раньше, чем он того заслуживает.