Последние метров четыреста, из почти километрового забега, дались очень тяжело. Узкая тропинка, большей своей частью проходившая по лесному массиву, петляла из стороны в сторону, кидая и меня вслед за собой, при каждом своём повороте от одного препятствия к другому. Свет от полной луны был не в состоянии пробиться через всё ещё покрытые густой листвой кроны деревьев и от этого бежать приходилось в рваном темпе, беспрерывно уворачиваясь от безжалостных веток, так и норовивших оторвать клок от ветровки или того хуже, оставить хлёсткий поцелуй на моём небритом лице. Драгоценные секунды таяли на глазах, мне даже не требовалось смотреть на светящийся в темноте циферблат чтобы понять, что нахожусь где то на грани между попаданием на последний автобус и опозданием, на него же. Собрав оставшиеся силы в икроножных мышцах, просто гудевших от усталости, ускорился и, как многоопытный стайер, всегда готовый к последнему рывку, пошёл напрямик через плотные кусты, с силой навалившись на них грудью, жадно хватавшей прохладный, осенний воздух. Финиш удался, был он красивым, мощным и наверняка понравился бы не мне одному, будь у него достойные зрители. Но в отличии от бегуна, демонстрирующего свои способности на стадионе и срывающего там аплодисменты, мне, как спортсмену любителю, в качестве награды досталось лишь невнятное урчание двигателя, удалявшегося по просёлочной дороге автобуса, и слабое подмигивание плохо работающих габаритных огней, вяло пробивавшихся сквозь темноту ночи.
— По-до-жди — выдавил я из себя, не в состоянии сказать ещё что либо, жалко махая руками вслед уходящему транспортному средству, в попытке остановить его всеми доступными способами.
Крик мой был больше похож на кашель старого курильщика и дальше трёх метров его расслышать никто бы не сумел, но на вторую попытку, более внятную, меня не хватило, да и навряд ли бы она помогла. Расстояние между мной и красными огоньками продолжало быстро увеличиваться и, как бы громко я не кричал, достучаться до водителя или счастливых пассажиров, чьи силуэты виднелись в ярко освещённых окнах автобуса, всё рано бы уже не получилось. Однако верить в необратимость произошедшего не хотелось, я так и продолжал в медленном темпе двигаться в сторону маячившей в темноте маршрутки, надеясь на чудо или хотя бы на простое везение.
Ни то, ни другое не произошло, но с поражением смирился лишь после того, как добрался до остановки, вернее до того, что от неё осталось и то только потому, что получил утешительный приз, в виде на половину разломанной скамейки, стоящей под видавшим виды, насквозь проржавевшим навесом. Ноги мои, непривычные к таким скоростным и дальним забегам, незамедлительно потребовали принять этот подарок. Они и до этого давали понять, что находятся на пределе возможного, а сейчас так и вовсе стали подрагивать, и подгибаться. Не обращая внимания на голову, продолжавшую толкать уставшее тело вперёд, к ускользающей цели, две нижних конечности подвели меня к лавке и бережно усадили на неё. Тяжёлый вздох и последующий за ним облегчённый выдох привели мысли в равновесие и перевели их в другое, более актуальное русло, в дельте которого, вполне резонно, маячил вопрос: — А дальше то что?
