— Ты смотри там, аккуратнее, знаю я вас, одиночек — в очередной раз наставлял меня Сильвио Иванович, уже сегодня, ещё темным, ранним утром. — Не суйся, куда не надо, обходи стороной непонятные болота и грязевые лужи, а особенно братьев своих опасайся, тех, что как и ты в тех местах шляются. Не знаю, известно ли тебе, но все остальные про это хорошо знают, одиночки друг другу не товарищи, за чужое барахло убьют запросто. Так что их опасайся пуще всяких земных хитростей. Волк или та же дикая собака почуют, что ты их не боишься и в сторону уйдут, а человек никогда. Он караулить тебя станет, будет ждать момента, когда ты расслабишься или окончательно из сил выбьешься и ударит, из-за спины, исподтишка. Человек самое хитрое животное и если он не на твоей стороне, всегда жди от него какой нибудь пакости. Ты меня слушаешь или нет?! Я для кого тут распинаюсь?!
— Да слышу я, слышу. Чего разорался? Разбудишь всех. Иди давай уже к себе под навес, промокнешь.
Старик неожиданно обнял меня, крепко сжав в своих ещё совсем не хилых объятьях и не сказав больше ни слова развернулся, и засеменил туда, откуда мы вместе с ним пришли к кромке леса. А я не став разглядывать его спину в темноте, отодвинул уже изрядно промокшие ветки и стараясь не терять из вида путеводный ручей неторопливо пошёл на встречу старым, новым опасностям, от которых меня старался уберечь хороший человек, годившийся мне одновременно в отцы и в какие то там праправнуки.
Лесной воздух, влажный и отдающий прелыми, прошлогодними листьями навёл меня на мысль о том, что я до сих пор так и не выяснил, какой сейчас месяц на этой территории. Бог с ним с числом и днём недели, но про это то мог узнать, хотя бы у того же Сильвио. Может быть совсем скоро начнётся сезон дождей или выпадет снег, если есть прошлогодние листья, то и смена времён года должна быть тоже, доказывал я себе в общем то прописные истины. Размышляя об этом и том, какой же я в сущности раздолбай, а ещё и о не совсем комфортной погоде, о внезапно исчезнувшем за плотными тучами солнце, незаметно для себя оказался на хорошо просматриваемой полянке, где сумел приблизительно определить время суток. Мои часы показывали бы сейчас, заведи я их вовремя и выстави по светилу, что то между восемью и десятью часами утра, серость и блеклые краски всего окружающего, точнее замера сделать не позволили. Стало быть, топаю всего то часа четыре, не больше, а впечатление такое будто бы обед уже давно прошёл. Вот, что значит отвык ходить по лесным дебрям, образующим иногда самый настоящий бурелом.