— Успокойся, Толя, не думаю, чтобы здесь, в Вологде, нас уморили голодом. Я понимаю твой юмор, но ты забыл, что мы уже не курсанты. А теперь послушай бывшего старшину: если продать на рынке что-нибудь из постельного белья и другие вещи, которые нам выдали в училище, то можно продержаться еще несколько дней.
От такой «блестящей» идеи Михайлов воспрянул духом. Быстро завернули по парочке простыней, полотенец и наволочек в газетную бумагу и — прямехонько на рынок.
Рынок, то есть барахолка, уже с раннего утра шумел, как потревоженный улей. Народу — не протолкнуться. Присмотрели место в «торговых» рядах. Видим: пожилые тетеньки и дяденьки раскладывают свой товар прямо на земле, подстелив домашнюю рогожку. Наиболее предприимчивые продавцы со своим барахлишком — плащами, брюками, кофтами, юбками — прохаживаются взад-вперед по рядам, предлагая товар первому встречному. Кто-то спрашивает о цене, кто-то уже яростно торгуется, то и дело слышны голоса: «Почем штаны?», «А юбочку за сколько продаешь?».
Мы с Толей переглянулись: пора, мол, и нам разворачивать газету, и показывать товар лицом, но ни у того ни у другого не хватало духу. Стоим, мнемся — ну какие мы торговцы? Оба высокие, под два метра ростом, в новенькой командирской форме, на нас скрипят еще не обносившиеся кожаные ремни, а на начищенных до блеска сапогах звенят шпоры малиновым звоном. Говорю Михайлову:
— Давай, Толя, рекламируй товар. Да смотри, не продешеви, если покупатель найдется!
Михайлов не знал, с чего начать: то ли просто развернуть газету и ждать покупателя, то ли кричать на весь базар: «А вот полотенца, простыни, наволочки, совсем новые, — подходи, не стесняйся!».
Но приятель стоял, не в силах вымолвить и слова, а только хлопал глазами, глядя на снующих мимо людей. Вдруг он страдальчески произнес:
— Нет, Петя, у меня ничего не получится. Начни ты, мне кажется, ты посолиднее выглядишь, значит, доверия больше. Постой, вон видишь, старушка так ласково смотрит на тебя, сейчас наверняка подойдет торговаться.
И действительно, маленькая сгорбленная старушенция, которую, видимо, привлек не наш товар, а скорее всего, спор, кому открывать торговлю, подходит к нам и спрашивает:
— Что, товарищи командиры, продаете?
Пришлось разворачивать газету и показывать товар, а она, проклятущая, щупает наши простыни и чуть ли не на зуб пробует. Рядом остановились три девицы, смотрят на этот цирк и хохочут-закатываются, показывая на нас пальцем. Гляжу, Михайлов стоит красный как рак, такого позора он, наверно, никогда не испытывал, да и я, признаться, сгорал от стыда при виде того, как старушка переворачивала наши тряпки, цокала языком, шепелявя что-то про себя, привлекая тем самым новых зевак.