– Каля!
– Аз повторяю, – болгарка вкрутила дуло пистолета старику в висок, как вкручивают винт или вбивают заклепку, – брось саблю.
Магомет разжал ладонь, сабля со звоном упала на пол.
– Убери пистолет, – равнодушно произнес Черный осман. – Я не трону тебя, ты свободно уйдешь из Шумлы, я клянусь.
– Не убирай пистолет, Каля, – сказал я. – Он лжет. Они оба будут лгать, чтобы обезоружить тебя и убить.
Каля (а это, вне всякого сомнения, была она) отрицательно покачала закутанной в бурку головой; я с удивлением посмотрел на нее, и только потом вспомнил эту странную особенность болгар, кивать головой, когда нужно сказать «да» и, наоборот, качать ею, если ты согласен с собеседником.
– Вы никогда отсюда не выйдете, – скрипнул зубами великий визирь; разгневанное и напуганное лицо его менее всего сейчас напоминало того нелепого и добродушного старика, каким он представился мне при первой встрече. – Вы умрете здесь и сегодня. В крепости тысяча солдат, они сомнут вас. Если я погибну, произойдет нечто ужасное. Весь магометанский мир, узнав о том, что вы убили хранителя султанской печати, обрушится на Московию и Болгарию. Турция, Персия, Афганистан, Гудзарат, триполийские и алжирские пираты, жители Согда и Мавераннахра, – все, кто верит в Аллаха и его пророка, бросят свои домашние дела и пойдут убивать православных христиан, от Белграда до Иркутска…
– Не нужно, – перебил я его, – заламывать цену, как будто мы на восточном базаре. Я не граф Орлов. Вы только что проиграли эту войну. Вы были разбиты во всех сражениях в Молдавии и в Болгарии, русские войска стоят на Кубани и в Грузии, турецкий флот сожжен, над Бейрутом развевается триколор, эта крепость осаждена русскими войсками, – и вы говорите сейчас о вселенском газавате? Я был вашим последним шансом на победу. Вы только что упустили этот шанс. Неважно, выберемся мы отсюда живыми или нет, но меня вы уже никогда не получите…
– Запомни мои слова, – сердито проговорил визирь. – Я и есть ты. Сейчас ты этого не сознаешь, но однажды ты вспомнишь этот разговор и скажешь, что я был прав, а ты ошибался. Что я и был светом, а ты был тьмой. Что я был решением, а ты был нерешительным знаком вопроса. И что нет иного пути, кроме того, что я указал тебе…
– Я никогда не забуду этот разговор …
– Изобильно болтать! – Каля пихнула меня локтем.
Она отвела пистолет от великого визиря, схватила меня за руку и потащила к двери, попеременно целясь то в Магомета, то в хранителя печати. Я открыл дверь, ни одного стражника рядом не было. Мухсин-заде не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме Магомета и своей черкесской служанки (очевидно, покойной) слышал наш разговор, догадался я. Это всё и решило.