— Апостолы, — начал разбирать я. Далось им это слово.
Мне, между прочим, тоже, так что зря они там обиделись.
— Для апостолов нас маловато, — услышал я знакомый голос. Андрей говорил как-то особенно, с легким нажимом. Его легко было слушать.
— Как это? Нас все же 11.
— А апостолов было 12.
— Было да не было. Что это, взвод ОМОНа, что ли.
Несколько голосов хихикнуло, а первый голос продолжал:
— Целибат нашел себе…
— Целибат! — возмутился голос Андрея, — Целибат! Всю российскую журналистику интересует только наш целибат.
— Это точно.
— А что это такое?
На этот раз никто не рассмеялся. Голос придурка поперхнулся, а я прямо почувствовал, что там, внутри, все напряглись.
— Безбрачие. — бесстрастно проговорил Андрей. — Безбрачие ессеев и первых христиан.
— А. Ругань значит, нехорошее слово. Вот падлы газетные.
— Тихо. Рембо. Успокойся.
Ну и имена у них. Крутые.
— Успокойся. Лежать.
Я обернулся, слыша за спиной мелкую дробь. Скрипнула дверь. Боже. На пороге стоял бурый волк ростом с хорошую овчарку и тихо урчал, обнажив клыки. Глаза его, глубокие, звериные, смотрели на меня и меня бросило в дрожь от этого взгляда.
— Рембо!
Андрей вышел, широко распахнув дверь и остановился рядом с волком.
— Это ты? Что ты тут делаешь?
Я поднимался и никак не мог подняться, потому что руки и ноги тряслись от страха. Наконец встал и кое-как утвердился, прислонившись спиной к столбу.
— Почему ты тут сидишь?
— А что, запрещено? — спросил я, стараясь казаться независимым, и выглядело это очень глупо.
— Очухался?
— Да вроде.
— Тогда входи. Рембо — место.
Так вот кто у них Рембо. Волк поднял морду выше, заскулил, опустил голову и, развернувшись, по-собачьи неохотно затрусил в дом.
Андрей посторонился, и я с еще большей неохотой, чем старина Рембо, потащился по ступенькам лестницы. Ногу я прямо-таки волочил, как бревно, даже больше, чем было нужно и увидел в глазах апостола Андрея сочувствие.
— Двенадцатый апостол, — приветствовал меня краснорожий мужик, которого я видел из окна.
— О-о-о, — вторили ему его подпевалы.
Я остановился чуть не в дверях, разглядывая их, и Андрей подтолкнул меня сзади.
— Хорошее число. Проходи и садись.
Мне ужасно не хотелось привлекать к себе ничье внимание, но что поделаешь. Буркнув: «Здрасьте», я проковылял к ближайшему стулу.
— Так вот, братья, нас теперь 12. Андрей первозванный, — он ткнул себя в грудь. — Симон-Петр, — краснорожий привстал и поклонился. — Филипп, Иоанн…
Черноусый, похожий на кавказце, глупо хохотнул.
— Фома.
— Неверующий что ли?
— Ха-ха-ха.
— Иаков…
— Кто-кто?
— Варфоломей…
— Е-мое.