— Пей и молчи.
Я заморгал, глядя на нее, но она отвернулась, уже к окну.
Напиток медленно окрашивался в черный цвет.
— Туши сигарету.
Я быстро забычковал окурок и, хотя он остался совсем маленький, по привычке сунул его в карман. Настя с усилием открывала створки окна, сперва одну, потом другую, и вторая уперлась мне в локоть.
— Пей.
Я, до крайности удивленный, склонился над стаканом, помешивая кофе.
— Да что случилось?
— Ты все поймешь, Сережа, все поймешь.
Кажется, Настя плакала.
Я успел выцедить весь кофе, когда Настя принесла мне дольку лимона.
— Съешь.
— Да зачем?
— Чтобы от тебя не пахло.
Я покачал головой. Лимон, конечно же, вкуснее ампициллина, но у меня даже уши свело, пока я его жевал. Плечи Насти вздрагивали, и я, тяжело поднявшись, подошел к ней, провел рукой по выгнутой спине и заглянул в глаза. Она упрямо прижималась лбом к стеклу, то и дело дергая носом. Губы ее кривились.
— Тебя обидели?
Я не шатался и твердо стоял на ногах, но в груди у меня разгорался костер и ударял в голову. Мужа ее я так и не видел, — думал я. — Вроде как значит могу, и я потрудиться.
Я расхрабрился.
— Кто он? Скажи мне, я этого засранца так уделаю, что он забудет на каком дереве шишки растут. Нет, правда, Настюха, ты не смотри, что я худой и кашляю.
Я дотронулся до ее плеча, и она быстро повернулась ко мне.
— Сядь скорее.
Она почти толкнула меня на кровать и, не знаю почему, я послушался.
Едва я сел и подался вперед, как услышал шаги поднимающегося по крыльцу человека. Вошел один из апостолов, по крайней мере, это я так подумал, но не был уверен, что видел его раньше.
— Сидим? — доброжелательно с легкой иронией, спросил он. — Штаны просидел уже, наверное.
Я молчал. Этот парень казался очень веселым и жизнерадостным, но с таким налетом крутизны, что от него с первого слова несло шестеркой.
— Вставай, проклятьем заклеймённый. Вперед. Ты, вообще, кто есть по жизни?
— А что?
— Да больно у тебя шмотки конкретные.
Похоже, этот парень всегда изъяснялся только так. Я продолжал молчать, и парень смутился.
— Слышь, братан, пошли, там уже собираются.
Я посмотрел на него и он, поняв это, как вопрос «где», сделал энергичный кивок в пространство.
— Вставай и танцуй в темпе вальса, слышь.
Необычное поведение Насти уже насторожило меня. Я, по-прежнему молча, поднялся с кровати и, не задавая лишних вопросов, пошел к двери. Настя продолжала стоять у окна и вид у нее был подавленный, но я никогда не думал о женщинах, когда что-то касалось лично меня. Скользнув по ней взглядом, я переступил порог. Настя даже не подняла головы, чтобы посмотреть на меня.