Светка напугалась, потому что напугался я, но я-то знал, с кем имею дело. Руки и ноги мои дрожали. Один звук, неосторожность или просто прихоть судьбы, и все эти апостолы с Рембо во главе кинуться на меня, чтобы убить: садистски и яростно, а может медленно и со смаком, теша свои блатные наклонности. Меня оплюют, обоссут на очередной оргии, а я буду подыхать в их дерьме, как раздавленный червяк.
Я хотел жить. Тихо, дрожа и задыхаясь, поднял ногу на настил, потом присел и, навалившись, поставил рядом другую. Тишина. Я осторожно, почти не дыша, встал, согнувшись больше от напряжения, чем от необходимости. Доски даже не скрипнули. А я стоял и не смел сделать ни шагу. Со своего места видел свет, выбивающийся с другой стороны крыльца. Там горела электрическая лампа. Внизу было тихо.
И я сделал один шаг, замер, прислушиваясь, и сделал второй. При этом ступал только на пальцы, не на всю ступню, казалось, что так получается тише. С низу не доносилось ни звука.
Я продолжал передвигаться теперь уже значительно смелее.
И я дошел, упал на свои нары напротив окна и тут же замер, ожидая. Но все было тихо. Я успокоился и даже осмелился сесть в постели, чтобы раздеться.
Тут раздался щелчок и в комнате зажегся свет. Я, совершенно не думая, зажмурился, ослепленный. У входа стояли оба: и Андрей, и Матвей, и смотрели на меня удивленно и вместе с тем в напряжении.
— Ты чего не щемишь?
У меня в руках был бушлат.
— Куда собрался? — голос Андрея казался более доброжелательным.
Дальше молчать было опасно.
— Да в туалет, — выдавил я каким-то севшим чужим голосом.
— Ну так иди, а то обоссышься.
Дрожащими руками, едва попадая в рукава, я одел свой многострадальный бушлат, принялся обувать туфли. Бросив это дело на половине, я вскочил, сминая задники. Не зашнуровываясь, бросился к двери, хромая на обе ноги.
Матвей потягивался перед своими нарами, стоя спиной к окну, а Андрей смотрел вниз, на мои туфли и от этого взгляда я несколько раз споткнулся, пока пересекал комнату.
Спокойно я вздохнул только в темноте за дверью. И тут почувствовал реальную тяжесть в мочевом пузыре. Что ж, по-любому, должен был отправиться в деревянный туалет в стороне от построек и отбыть там положенное время.
И там, в темноте, застегнув штаны, я стал ощупывать свои туфли, не понимая, что так пристально разглядывал Андрей. Все было в порядке, и даже свежая грязь не прилипла к подошвам. Решив не зашнуровываться и делая полусонное лицо, я поплелся назад, теперь не торопясь и лениво волоча ноги.
Когда я вернулся, лампа еще горела в доме, но все уже лежали и мирно спали.