Я ведь не слабак, я крепкий мужик и не раз в своей жизни дрался, но у этого парня есть то, что делает тихим любого буяна. У него есть пушка. И это основная причина моего поступка. Я не оправдываю себя, но и не обвиняю. Я сделал то, что сделал бы еще раз, если бы пришлось.
Я прокрался к основному дому фазенды и заглянул в окно. Ток не подвели сюда, и в доме горела древняя керосинка.
Рядом со мной стояла палка такой длинны, что прислоненная к стене легко доставала до моего живота. Она не была особенно толстой и тяжелой. Я касался ее локтем, когда заглядывал в окно.
— Ого, — воскликнули за спиной, и я, чуть не подпрыгнув, оглянулся.
Не Витя, а Леня стоял за моей спиной и скалился. Он открыл рот, чтобы что-то сказать и в то же время слегка повернул голову, смотря помимо меня. Моя рука, судорожно сжавшая палку, неожиданно даже для меня взлетела вверх. Парень стоял, все еще повернувшись чуть вбок.
— Вот он, сука, а мы его там…
Договорить он не успел. Палка опустилась на его голову. Он упал, как подкошенный, на мерзлую бугристую землю и так замер, больше не шевелясь.
Не зная, надолго ли отключил его, я выпустил из руки палку, бросился к нему и тут же полез в правый карман черной джинсовой куртки. Пистолет лежал там. Большой никелированный «Смит-Виссон».
Уже вытащив его, я мимоходом взглянул в лицо лежавшего. Глаза его закатились и тускло поблескивали сквозь щели полузакрытых век.
Я отдернул руки и тут же поднялся. Значит, я убил его. Поздний страх уже готов был охватить меня, когда дверь дома со скрипом раскрылась. Я обернулся. Человек, похожий на выходца из Бухенвальда, смотрел на меня такими же тусклыми глазами. Потом, ссутулившись, он равнодушно прошел мимо к небольшому дощатому туалету.
Я уже не сомневался, удастся ли мой план. Двухлитровая бутыль так и оставалась в моей руке, словно приросла к ней. Опомнившись, я бросился в дом. В сенях, почти у входа, стояли канистра и фляга. Я кинулся к ним.
— Братан, плесни мне сто грамм «утешения», — вяло мямлил расслабленный голос, пока я раскручивал крышку.
— Вот кружка.
Я одной рукой опрокинул канистру на бок, позволяя дьявольскому зелью выливаться на пол полной струей, и схватился за флягу.
— Ты что!
— Рехнулся.
Голоса звучали сонно. Я рывком перевернул флягу и из нее вырвался водопад.
— Зачем?
Я знал, что кроме утешения в комнате стоит хромированное ведро с простой питьевой водой для апостолов, и быстро подскочил к нему, не обращая внимание на льющееся по сеням «утешение».
Ведро было почти что всклень. Я половиной воды разбавил «утешение» на полу, подумал и выплеснул еще сколько-то, а в остатки вылил мой спирт.