Тамила ободряюще погладила её по руке. Мать бросила благодарный взгляд, прокашлялась, словно голос не хотел слушаться, и снова заговорила:
– В одну такую ночь я услышала голос. Женский. Очень хриплый и отрывистый. При этом, когда незнакомка произносила слова, казалось, что ей тяжело, будто в горле что-то клокотало, от чего речь получалась с каким-то отвратительным бульканьем.
Тамила знала, что это был за хриплый голос. И кто приходил ночью, но даже затаила дыхание, опасаясь, что мать резко переключится на другую тему, так и не договорив до конца.
– Это было несколько раз, – почти прошептала мать. – Она приходила к моей постели, замирала и долго стояла. Я слышала тяжёлое дыхание: порой – дальше, а порой – совсем близко. Хотелось открыть глаза, но сил не хватало. Крик сам рвался из горла, но застревал, и губы казались тяжелее камня. Потом сквозь тяжёлую пелену полузабытья и таблеток я снова слышала голос.
Тамила сидела неподвижно. Она знала и про голос, и про крик, которому просто нельзя сорваться с губ, потому что чудовище, что приходило в детстве, сразу могло забрать её с собой, стоило лишь пискнуть.
На некоторое время в палате повисла тишина. Тамила посмотрела на мать:
– Почему ты молчала об этом?
Та чуть пожала плечами, будто показывая: а смысл трепаться?
– Я об этом просто забыла. Надолго. Даже во время поисков этой дряни. Просто вылетело из головы, а тут это… – мать сделала рваный вдох. – Оно вернулось.
Тамила вздрогнула от того, каким тоном это было сказано: бесконечно тоскливым и полным дикого страха.
– Но если бы ты знала, как я не хочу, чтобы оно появилось ещё раз.
Язык одеревенел, мысли путались, как у пьяной. Тамила понимала, что надо что-то сказать, найти слова ободрения, но ничего на ум не шло.
Скрипнувшая дверь и вошедшая медсестра спасли её. Та самая Ниночка, добрая душа, давшая журнал.
– Тамила Владимировна, понимаю, что вы не наговоритесь никак, но распорядок у нас железный. Вашей матери нужен покой.
– Да-да, конечно.
Тамила поднялась со стула, мать каким-то образом сумела побороть свои страхи и теперь вновь выглядела как в момент прихода дочери.
– Завтра приходи, – сказала она и улыбнулась. – Если хочешь, с подругой, а то я тут совсем скисну. Даже посплетничать не с кем.
Нина бросила на неё неодобрительный взгляд, но ничего не произнесла, сделав вид, что занята шприцем, в который набирала лекарство.
Тамила склонилась, ещё раз коснулась губами её щеки и шепнула на ухо:
– Всё будет хорошо.
Не дав опомниться, быстро попрощалась и покинула палату. Мигом стало душно, желудок сжался, к горлу подкатила дурнота. Тамила прекрасно понимала, что надо сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы «всё-было-хорошо».