- Но также нельзя! - Голос был настолько чужим, что Ник не сразу узнал в нем свой. Все посмотрели на него, один из стоявших рядом мужчин потрепал его по плечу, а Отец-настоятель, отойдя в сторону подозвал его жестом руки. Обдаваемый жаром разгорающегося костра, Николас подошел к нему на негнущихся ногах.
- Папским эдиктом, двадцатого года от обретения Иерусалима, было разрешено сжигать тела.
- Зачем? Это же неправильно! Тела надо возвращаться обратно в землю. Так... Так хочет Бог! Всегда так было...
- Не тебе судить, чего Он хочет, и не тебе речь имя Его по-пустому. Ты видишь где мы живем. Сегодня ты много раз прошел этот кусок земли из конца в конец. Тут негде хоронить мертвецов.
- Но там еще много земли - он махнул рукой - зарыли бы там! Даже евреи и мусульмане не жгут мертвецов!
- А ты можешь обещать хоть кому ни будь здесь, что их тела не будут поруганы? Ты можешь обещать Елене, что на могиле ее мужа не будут плясать бесы? Что они не выроют его труп, и не надругаются над ним? Или что при следующем схождении тумана они не окажутся в пекле? Нет? Тогда не спорь. Не тебе указывать нам, как поступать с нашими мертвецами. Мы почтили их тем, что доставили сюда и дали людям попрощаться с ними. Чтим и тем, что сжигаем их и тем же чтим завет. Понял? Если будут возникать еще вопросы такого рода, иди ко мне, а не ори на весь белый свет. Все, ты свободен, сейчас будет ужин, а после брат Иероним поговорит с тобой.
- Отец! Хук сказал, что люди задержались и это очень плохо, что это значит?
-Вот это ты вполне можешь обсудить с кем ни будь другим. Тебе объяснит любой. Иди уже, у меня нет времени. - Сказав так, он снова ушел в свой монастырь. Николас хотел было спросить его о черном пальце, но передумал.
Большинство людей не стали даже дожидаться, когда прогорит погребальный костер, немного постояв возле него они потянулись в сторону монашеской обители. В столовой уже горел свет и Ник пошел туда же. Места за столами хватило всем, Николасу повезло: он смог сесть рядом с Хуком. Трудами женщин на столе быстро появились миски с кашей и кувшины с разбавленным вином. Отец Иоанн сел во главе, и под всеобщее молчание произнес короткую молитву. Все приступили к еде. Николас ожидал что трапеза пройдет молча, но тем не менее почти сразу то тут, то там завязывался оживленный разговор, очагами которого стали вернувшиеся, однако никого из них не оказалось рядом и потому он спросил главу общины:
- Хук, ты говорил, что если им пришлось идти другим путем, то это плохо, почему?
Хук, неспешно двигая челюстями, так, будто хотел распробовать по отдельности каждое зернышко крупы и кусочек мяса, прожевал, облизал ложку и произнес: