Слушатели не сводили глаз с Ивана Аркадьевича, только изредка прерывали вопросом или просили уточнения.
– Сразу говорю, что продотряды – это страшная сила. Напоминаю, они имеют права вплоть до расстрела тех, кто будет противиться. Притом без суда и следствия. Но в случае вашего сопротивления, они могут вызвать подмогу в виде регулярных частей Красной армии. Я не хочу скрашивать положение, но и не хочу преуменьшать опасность, что может подстерегать вас.
– Всё это и так ясно, но меня интересует другое: что нам делать? – спросил Макар Егорович, как никогда чётко понявший, что его богатству, его влиянию в округе приходит конец.
– Вот это-то и главное, ради чего я нахожусь здесь, – Иван Аркадьевич встал из-за стола, стал расхаживать по кабинету, поминутно касаясь руками плеча того или иного слушателя. – Восставать, господа, восставать, противиться! Объединяться против красного террора, против власти большевиков, не дать им угробить нас как нацию. Брать власть в свои руки, возвращаться к прежнему образу жизни на селе, подушному обеспечению землёй, к справедливости, наконец. Жить так, как жили до сих пор, снова выращивать хлебушек, кормить себя и страну.
У меня есть люди, которые поддерживают тесные связи с восставшими крестьянами в Смоленской губернии, они готовы по первому вашему зову явиться на помощь. Но, – Белых замер, поднял указательный палец вверх, акцентируя внимание слушателей на очень важной новости. – Но для этого мы должны объединиться с уже действующими повстанцами в соседней губернии. Сообща и батьку легче бить, не мне вас учить, господа. Напоминаю, по всей стране идёт массовое крестьянское сопротивление, и мы не должны остаться в стороне. За нас наши дела, наши проблемы никто решать не станет, тем более лить за наше будущее свою кровушку.
Говорили долго, спорили до хрипоты, до взаимных оскорблений. Доходило даже до кулаков, и тогда в дело вступал отец Василий, усмирял, рассаживал по местам, и снова начинались споры.
По домам гости не стали расходиться, ночевали здесь же, у Щербичей. И только ближе к обеду начали разъезжаться, так и не придя к единому мнению: каждый остался при своём, сохранив в душе обиду на товарищей за непонимание.
Макар Егорович вздремнул в кресле, не раздеваясь, а проснувшись, отправил Степана заложить возок. Не сказав никому ни слова, надел тулуп, уехал из дома. Коня пустил шагом, направил в Вишенки.
Это кому-то могло показаться, что хозяин спал, дремал в кресле после гостей. Нет, какой может быть сон, когда на кон ставится всё: не только богатство, дела, имущество, но и даже сама жизнь?