Воспоминания растревожили старика, взволновали. Загорелись глаза, заблестели, взялось румянцем лицо. Расстегнул жилетку, вылез из-за стола, перешёл в кресло.
– Иди сюда, Макарушка, продолжим.
Уселись в мягкие, роскошные кресла, помолчали малость: рассказчик, видимо, собирался с мыслями, слушатель не обмолвился и словом, ждал.
– Твоего родителя как величают? – спросил старик.
– Егор Егорович, как и вас, – не поняв, куда клонит хозяин, ответил приказчик.
– Вот-вот, Егор Егорович. Всё правильно. Тёзки мы.
И снова замолчал.
– Ага, слушай дальше. В Могилёве познакомился я с Казимиром Казимировичем Буглаком, знаешь такого. Это было лет пятьдесят назад. Пригласил он меня к себе в гости, отвлечься от трудов праведных, от Ницц, от заграниц разных, вдохнуть воздуха родного, русского. Не отказал я и как-то после Троицы прибыл в Вишенки к пану Буглаку.
И правда, хороши места у вас, Макарушка, ой, хороши! За суетой, за мирскими делами не успеваем насладиться, теряем, вычёркиваем из жизни такую красоту, такую благодать Господню, как наша исконно русская красота, наша природа. Бежим, почему-то стремимся в разные заграницы, восхваляем чужую красоту. А своей не замечаем. Не понимаем, нет, не хотим понимать, что там, в чужой стороне, мы не отдыхаем, а лишь обманываем себя, что будто бы отдыхаем. А на самом деле гробим в бездарных празднествах и безделии самое ценное у человека – время. Вроде как тело нежится, а душа-то мается, вот ведь какое дело! Ведь мы русские люди, Макарушка! А русскому мужику для отдыха нужен простор, воля для души, а не роскошь для тела. Вот там, в Ниццах, мы отдыхаем телом. Валяемся на солнце, просаживаем время и деньги за картами, другими развлечениями. А душа, душа, сынок, требует, зовёт в Россию, на родину. А мы, неблагодарные, не хотим послушать её, делаем наперекор. Мол, как же, купец или фабрикант Пупкин там, у моря, а я чем хуже? Вот и несёт нас нелегкая вслед за таким же заблудшим в другие страны. И всю жизнь потом страдаем, тоскуем по деревеньке или городку провинциальному, где впервые солнышко увидели. Вот такие мы непутёвые.
Старик снова замолчал, отхлебнул из чашки остывшего чая.
– Это же какое божественное название – Ви-шен-ки! Ты где-нибудь в заграницах можешь встретить такое? Только русский человек в название вкладывает душу, поверь мне.
Рассказчик снова отвлёкся на минутку, мечтательно уставился в трепетные пламя горевших в канделябре свечей.
– Да-а, Ви-шен-ки, – прошептал, склонив голову. – Ви-шен-ки, красивейшее место, я тебе должен сказать, Макарушка.