Тяжко на сердце, гложет вина. А тут ещё решил передать в собственность всё своё богатство, имущество новой власти.
И сады молодые, перспективные, и винокурню, уже переоснащённую новым оборудованием, и поля с озимыми, и амбары полные зерна, и скотные дворы. Выходит, то, о чём мечтал, о чём грезил бессонными ночами, надо отдать чужим людям, отрешиться навечно? Выходит, и мечту свою выстраданную тоже отдать надо, лишиться?
– Как тяжело, батюшка! Как рвёт душу, терзает! – голос Макара Егоровича дрожал. – Не чую я внутреннего приобретенья, а вот внешние потери убивают душу. Рвут её на части, терзают, изводят, загоняют в тупик. Как быть, что делать? Иль тянуть до последнего? Иль за оружие браться, да с помощью сабли да штыка удержать при себе всё, что имею сейчас? Отец Василий! Где же выход? К тебе, последнему, обращаюсь. Помоги! Исповедуюсь пред тобой как пред Богом. Спаси душу мою православную, батюшка.
Тишина в храме нарушалась лишь лёгким потрескиванием горящих свеч.
– Критерием покаяния является безмерность даров, которыми осыпал Господь меня и которые я обратил в прах, – произнёс отец Василий. – Встань, сыне Божий Макар. Господь сказал: «Ныне же будешь со Мною в раю». И уповай на милость Божию, только через нищету, смирение мы можем быть прощены Богом.
– А теперь, батюшка, благослови меня. Хочу отдать всё, что имею, новым властям, добровольно, – Макар Егорович Щербич уже стоял напротив священника, протянув руки вперёд ладонями кверху. Говорил смиренным, ровным голосом.
– Блаженны все, с верою приемлющие сие благословление! – закончил отец Василий.
К звёздному небу добавилась луна: большая, яркая, засеребрила землю, отбросила тёмные тени идущих из храма мужчин на обочину, на снег.
– Может, чаю? – доверительно спросил батюшка, взяв приятеля под локоть. – Поговорим о мирском, посоветуемся?
– Нет. Спасибо, Василий Петрович, поеду домой. Мне надо подготовить бумаги к завтрашнему дню, извини. Заеду завтра, когда буду возвращаться из волости. Надеюсь, не прогонишь разорившегося раба Божьего Макара? – криво, через силу улыбнулся жалкой улыбкой, решительно направился к коню.
– Удачи тебе, добрый человек.
Отец Василий ещё долго стоял в ночи у домика, слушал, как затихают топот копыт и скрип саней в морозной ночной тишине.
– Дай тебе Бог сил, здоровья и мужества, Макарушка, – произнёс проникновенно, перекрестив воздух вслед затихающему скрипу, направился домой.
Спать Щербич не ложился, сидел в кабинете, писал. Составлял финансовый отчёт новым хозяевам. Только попросил невестку принести чаю покрепче.