Отец Василий уже, было, дёрнулся со своего места, готовый помешать. Но, видимо, что-то увидел, понял сын, встретившись с холодным, немигающим взглядом Макара Егоровича, и разом обмяк, сдулся.
– Работать, сынок, ра-бо-тать! Только так! Руки-ноги, слава Богу, у тебя есть, голова на плечах тоже. Но уж если она не варит мозгами, то не обессудь. Сам, всё сам! Титьку давать тебе всю жизнь я не подвизался, запомни. Нет её у меня, кончилась.
– Да как же? Да я… – потом, всё же обиженный и оскорблённый, направился к выходу, успев на ходу схватить шапку, шубу, выбежал на улицу.
Лиза сделала попытку бежать за мужем, остановить, но Макар Егорович жестом удержал невестку.
– Это правда, Макар Егорович? – спросил Николай Павлович, стараясь сохранить спокойствие. – Ты не пошутил, Макарушка?
– Нет, – поднял голову хозяин. – Нет, это не шутка. Такими вещами не шутят.
– И вот так – без боя отдал?
– Да. А с кем воевать? А надо ли? Стоит ли всё моей жизни?
– Ну, что ж! – Логинов еще мгновение сидел, потом вдруг резко вскочил, вышел из зала, вернулся обратно уже одетым, с меховой шапкой в руках.
– Тряпка! Слюнтяй! Именно такие хлюпики предали наше дело! Прощай! Я сожалею, что был знаком с тобой. Дерьмо! – резко повернувшись, направился к выходу.
Ещё через мгновение послышался стук закрывающейся входной двери. В который раз сегодня тишина сменяла всплески эмоций, недовольные крики, почти истерику. Вот и сейчас она нависла над столом, заполнила собой зал до звона в ушах. Нарушила её Лиза. Она взяла стул, поставила рядом с Макаром Егоровичем, села, приобняла свёкра, прижалась к его плечу.
– Вы не волнуйтесь, батюшка, я верну Степана, никуда он не денется. Простите его, пожалуйста. Он, не подумав, сделал, а так Стёпа хороший, простите его.
Щербич с благодарностью глянул на невестку, потом перевёл взгляд на отца Василия.
– Ну, святой отец, вздрогнули, чтоб чертям тошно стало!
– Изгоним диавола, сын мой! Это мы с удовольствием, это мы можем.
Пить начали молча, без тостов, не чокаясь.
Хлеб изымать стали в конце марта. Вначале Кондрат-примак и Никита Семенихин провели целую череду собраний. Как начали сзывать народ с Сырной седмицы, так, почитай, и до Лазаревой субботы убеждали селян добровольно сдать излишки зерна.
– А ты его туда ссыпал, зерно моё? – гневно спрашивал Никита Кондратов. – Что я взамен буду иметь? Сколько и кто заплатит мне за моё зерно, за мои труды?
– Ага, – кричали земляки. – Ты купи у нас хлебушко-то, так мы с радостью. А то отдать за просто так – а дулю не видал?
– Советская власть рассчитается с вами по твёрдым закупочным ценам, – с пеной у рта доказывал Кондрат-примак, тыкая в лицо очередному сомневающемуся затёртой до дыр газетой «Правда». – Вот тут всё написано, читайте!