– Расходитесь, чего собрались? – Макар Егорович устало вздохнул, направился в здание Совета. – Дурак у власти да ещё при оружии – это трагедия, – произнёс уже с крылечка, ни к кому конкретно не обращаясь.
Стоял в кабинете, смотрел в окно, как расходились люди, и вдруг на ум пришла мысль, что то уважение, та поддержка, которую только что почувствовал он со стороны крестьян, затмили его боль, обиду от потери имущества. А именно с ними в последнее время жил Макар Егорович. Как бы ни заставлял себя смотреть трезво на вещи, всё равно ежеминутно, ежедневно чувствовал боль в душе от утраты богатства, от потери мечты. Впрочем, вот именно, что потеря мечты, боль от этой утраты была сильнее, побеждала всё остальное. Зачем обманывать самого себя? Да, исповедовался, да, испросил благословения, но червь недовольства собой, какая-то заноза обиды сидела в нём постоянно. И вот сегодня как будто отпустила, стало легче на душе.
Стал разбираться в себе, в своих чувствах и понял, что уважение со стороны окружающих очень многое значит, для него, по крайней мере. Возможно, помимо уважения ещё появилась работа, занятие, ощущение нужности, необходимости своего существования на этой грешной земле. Появился смысл каждый день просыпаться с мыслью, что ты кому-то нужен, в тебе нуждаются. Так ли, нет? А может всё в комплексе и даёт стимул к жизни? Кто бы подсказал, посоветовал, рассудил? Может, к отцу Василию? Или к Николаю Ивановичу Сидоркину? В последнее время у них отношения и без того хорошие, ещё больше окрепли.
Председатель волостного Совета как никто другой был рад смене руководства в Вишенках. С приходом Макара Егоровича деревня перестала быть очагом напряжённости в отношении советской власти. Напротив, стала уголком стабильности. Пропали интриги, склоки, ссоры. И план по хлебозаготовкам на осень согласован. Притом Щербич настолько убедительно и грамотно расписал всё, что Николай Иванович только диву давался: как это он может так просто, красиво и доходчиво обсказать?
Правда, товарищ Чадов не верит Макару Егоровичу. Говорит, враг он советской власти, только затаился на время. Вот восставшей Пустошке сколько мужиков из Вишенок помогали? А ведь никого староста не выдал, как ни пытал его Чадов. Даже командир красного кавалерийского эскадрона Неверов жаловался на Щербича. Мол, только благодаря его, командира, революционной сознательности и выдержке не взбунтовались мужики из Вишенок, когда преследовали повстанцев. А всё из-за гонора старосты. Ещё бы чуть-чуть, и всё, резня бы была между кавалеристами и сельчанами. И ещё непонятно, чей бы был верх. И во всём виноват местный староста.