– Что ж так, дитя моё? Может, я смогу помочь беде твоей? Иль душа тянет, уйти желает от мирских дел, решила постричься в монахини?
– Седьмой годок, как венчана, при муже, а Бог деток так и не дал, – зарыдала женщина.
– А что говорят врачи? Что сказал Пётр Петрович Дрогунов, доктор наш? – доверительно спросил батюшка.
– Не будет, никогда не будет деток, так сказали доктора, а я не верю, я надеюсь, будут у меня детки, будут! Чем-то прогневила я Бога, отец Василий, вот хочу сходить на Соловки, покаяться, помолиться святыням, я верю, верю, верю, и Бог пошлёт мне ребеночка! – почти в истерике кричала Глаша, уткнувшись в грудь священника.
А он стоял, большой, сильный, не отталкивал прихожанку, гладил её по голове, ждал, пока та успокоится. Понимал батюшка, что не может и не хочет она смириться с ролью бездетной, вот это-то и гложет, выворачивает ей душу, не даёт ощутить себя полноценной женщиной, угнетает. Что ж, по-житейски это понятно.
– А ты верь, дитя моё. Надейся, без веры и надежды трудно идти к цели. Путь твой будет опасен и долог. Но с надеждой, с верой в Бога, Господа нашего, ты преодолеешь все невзгоды, дочь моя. И ещё я скажу тебе, пойми меня правильно и сделай выводы.
– ?
– В любом случае надо жить, радоваться жизни.
– Зачем, батюшка? Ради чего или кого надо жить? Кому нужна такая жизнь?
– Жизнь нам дарована Богом, вот такая, какая она есть. На этом свете другой жизни не будет. Мы обречены любить, страдать, работать, радоваться и переживать. И это всё называется жизнью, дева. Уповать на жизнь загробную, но ценить эту, земную, Богом данную. Понятно я объяснил, дочь моя? Что бы с тобой не было, ты обязана жить! Только такой ты будешь угодной Богу, угодной людям.
– Понятно, батюшка. Благословите на паломничество в святые места на Соловки.
– «Сый благословен Христос Бог наш», – произнёс священник, осенив крестным знамением просящую, смиренно застывшую перед ним женщину.
Идти на Соловки Глаша решилась давно, только подбирала время, чтобы отсеяться и успеть вернуться до уборки урожая. Надеется, что за два-три месяца должна уложиться, управиться. Даже если чуток и задержится, Марфа с Данилой помогут Ефиму.
Седьмой годок пошёл, как она замужем, а вот поди ж ты… Если первые годы всё ещё теплилась надежда, то с каждым последующим она таяла, испарялась, как туман над рекой в июльское утро.
Никто ни единым словом, намёком не укорил Глашу за её тогдашние проступки. Да и сама она стала немножко иной, уже не той девчонкой, бегущей к омуту. Зачерствело сердце, закаменела душа, вроде говорит с кем-то, а не слышит. Не слышит не только собеседника, но и себя саму. Только спустя какое-то время вдруг поймёт, что говорила с кем-то, общалась, а спроси её, о чём шёл разговор, вспомнит с трудом.