По молодости об этом как-то не думаем, считаем себя правыми и безгрешными, но наступают в жизни минуты, нет, возраст, когда начинаешь думать о вечном, тогда-то, именно тогда и происходит переоценка ценностей. Вдруг обнаруживаешь, что чёрное становится и не таким уж тёмным, а на светлом появляются посторонние пятна.
Нет, не стоит и скромничать. Жил если не на широкую ногу, то уж многим на зависть. Получал удовольствие от работы, не от блеска золота, не от вин заморских, не от палат каменных, а именно от работы. Мне нравилось работать, видеть результат, тихо гордиться собой, не выпячивая свои заслуги. Осознание этого возвышает меня, должно возвышать. Это же благодаря мне крутятся жернова, и растут сады, и колосятся поля, и радуются жизни люди. Чем не благодать земная для души? И почему нельзя гордиться собой, своим трудом, успехом? Нет, это не гордыня, а тихая гордость самим собой, здоровая человеческая гордость за сделанное тобой дело. Она-то и придаёт силы, зажигает задор в глазах, подвигает на новые дела. И всё-то я делал не для себя в конечном итоге. Я оставляю людям. Не сделал ни единого шага, ни единой попытки сохранить за собой, защитить силой нажитого именно мною. Напротив, пошёл навстречу новой власти, добровольно вручил в руки – нате, берите, пользуйтесь! А они меня врагом. Э-эх!».
Макару Егоровичу вдруг вспомнилось последнее собрание, что проводили жители Слободы, Борков, Вишенок и Пустошки по требованию товарища Чадова Николая Николаевича.
С первого знакомства между ними возникла некая неприязнь, хотя Щербич и пытался гасить в себе такие чувства. Однако с противоположной стороны это уже была неприкрытая вражда, ненависть, презрение к нему, Щербичу, как к человеку. Впрочем, чему удивляться, если по требованию того же Чадова арестовали, отстранили от должности Сидоркина Николая Ивановича. О какой непредвзятости может идти речь? Это же единомышленники, однопартийцы, а поди ж ты… Что тогда можно говорить о простых людях? Вишь, расстреливали жителей Пустошки после подавления восстания без суда и следствия, как бродячих собак. Вот оно, уважение к людям. И тут же орут на каждом перекрёстке об уважении, о заботе и внимании к труженикам, работягам. А Сидоркин, что, лодырь? Оказывается, вся вина его в том, что послушал Щербича, оставил Гриня Ефима Егоровича и Кольцова Данилу Никитича на прежних должностях при винокурне да в садах. И к нему был благосклонен.
И оппортунист, и соглашатель, пособник буржуазии! В каких только грехах прилюдно ни обвинил товарищ Чадов Сидоркина, в голове не укладывается. В конечном итоге принародно объявили врагом этого же народа! И арестовали здесь же, на собрании, не дали даже попрощаться с семьёй человеку.