Высшая форма маразма во власти. Человек всего себя отдал служению народу и оказался его же врагом!
– При попустительстве Сидоркина и при его молчаливом согласии восстали крестьяне в Пустошке, – гремел голос Чадова на том собрании. – На своей груди пригрел недобитого, переродившегося, притаившегося кулака Щербича с семейством и его пособниками. Они спят и видят, как бы свергнуть родную рабоче-крестьянскую советскую власть.
Макар Егорович вынужден был напомнить товарищу кое-какие прописные истины.
– Уважаемый, не хочу знать, как вас кличут, но смею уточнить, что по вашей градации людей я отношусь к буржуазии. Выходит, вы – политически неграмотная личность. А кулак – это зажиточный, как здесь говорят, справный хозяин, на котором испокон веков держалась Россия. Что здесь плохого? Стыдно и преступно не работать, лодырничать, как делаете вы и вам подобные, что дерут здесь глотки в вашу поддержку. А растить хлеб, кормить страну всегда и во все времена почиталось за честь. Но это – труд в первую очередь. Тяжёлый, изнурительный труд.
– Меня не кличут, – гневно произнёс, не дал договорить побледневший в одно мгновение Чадов, – а зовут, недорезанный ты буржуй, Николаем Николаевичем Чадовым! Понял, недобиток? Я не позволю таким тоном разговаривать с представителем советской власти!
– У вас, партийных, клички как у собак, – не сдавался Макар Егорович. – Не я придумал. Ульянов – Ленин, Джугашвили – Коба, Сталин, Рубинштейн – Троцкий. Ну и так далее. Осталась самая малость: Бобик, Тузик, Шавка, Мопсик. Так что вас кличут, неуважаемый, что бы вы ни говорили, кличут, как собак в деревне. Вы сами себе их дали, эти клички. Этим самым вы обрекли себя на презрение трудового народа русского. Именно трудового, а не лодырей и неудачников по жизни.
– А… а… арестовать! – взбесился представитель района, – за оскорбление святых имен для коммунистов, для нашей родной советской власти!
К Щербичу направились все пять милиционеров, что прибыли вместе с Чадовым, с твёрдым намерением арестовать вот здесь, на собрании. Макар Егорович уже был готов к аресту, но в последнее мгновение увидел, почувствовал, как наперерез вооружённым стражам порядка двинулась толпа мужиков. Решительные, злые лица говорили сами за себя. Это почувствовал и Чадов. Выхватив наган, бросился на помощь милиционерам, но толпа оставалась непреклонной: ещё теснее сомкнулась, прикрыв собой Щербича. Среди собравшихся завязалась драка, схлестнулись сторонники и противники.
Вот этого момента, момента единения его и простых деревенских мужиков, готовых ради него и на смерть, никогда не забудет Макар Егорович, ни-ког-да! Сам потом признает, что этот шаг, мужественный поступок мужиков окрестных деревень стал для него высшей наградой в жизни. Значит, не даром жил! Нет, всё правильно: хорошо, что не покинул страну, остался с нею до последнего. Ради такого мгновения стоило жить.