Ефим выкашивал траву вдоль Деснянки среди кустов краснотала и лозы, старался прокос делать не очень широким, не хватало ещё сил после болезни. Марфа тут же меж кустами ворочала сено, уже подсохшее вытаскивала вилами на открытое место, чтобы легче было сносить в копны.
Грозовая туча шла со стороны Слободы. Нижний тёмный край её почти цеплялся за вершины лип и дубов, зловеще надвигался на Вишенки. Видно было, что в Борках уже поливает: стена дождя отгородила деревеньки друг от друга.
Аисты срочно вернулись домой и теперь притихли в ожидании грозы. И в каждом гнезде один аист сидел, прикрывая аистят, другой, рядом стоя, встречал стихию.
Молнии то и дело пронзали небосвод, упираясь одним концом в землю, другой терялся где-то в тучах. Оглушительные удары грома всякий раз сопровождали всполохи молний.
Всё сено было уже сложено в копны, лишь недавно скошенное Ефимом, но уже порядком подсохшее еще находилось в валках. Именно с ним и возились Ефим и Марфа. Данила запряг коня, усадил всех детей, Глашу, подъехал к ним.
– Да бросайте вы его к чёртовой матери! Видите, что идёт? – указал кнутом на грозовую тучу, что неумолимо надвигалась на луга.
– Как же бросить? Сгниёт ведь, – Марфа не прекращала работу, усиленно гребла кучку за кучкой, Ефим хватал их, складывал в небольшие, но все же копёшки.
– Вы езжайте, а мы уж закончим, – поддержал женщину и Ефим. – Жалко, пропадет ведь. В случае чего, в копнах спрячемся. Не ждите нас. Не сахарные, не растаем.
– Ну, смотрите сами, – стегнув коня, Данила направил его к переправе через Деснянку, к дому.
Первые тяжёлые капли дождя упали на луга, когда последний валок сено был уложен в хорошую высокую копну. В неё же и спрятались Ефим и Марфа, успев вырыть углубление в сене.
Налетевший вдруг ветер подхватывал, закручивал клочки сухой травы, носил их над лугом, хватал струи дождя, бросал в лицо сидящим в копне людям. Прижавшись друг к другу, мужчина и женщина с содроганием встречали очередной всполох молнии и последующий за ней хлёсткий, оглушительный удар грома.
А над рекой стояло облако пара, которое порывами ветра сносило в сторону Вишенок и дальше, за деревню в лес. Нагретая за день земля на лугу тоже парила, клубилась, смешиваясь с дождём.
– Фимка, – тихо прошептала Марфа. – Скажи честно: ты не обижаешься на мою сестрицу Глашеньку?
– За что? – так же тихо спросил и он.
– Ну, что у вас так и до сих пор нет деток?
Ефим повернул голову, близко встретился с глазами Марфы: такими же голубыми, глубокими, большими, выразительными, чуть с поволокой, похожими, как две капли, на глаза его жены Глафиры, и, еле сдерживая себя, с дрожью в голосе произнёс: