Уже к вечеру на колхозном дворе были все волы, кони единоличников, инвентарь. Зерно решили вывести отдельно, сначала сделать опись, опечатать амбары, а потом, когда колхозные амбары починят, подготовят, тогда уж. Да и зерно старое, во многих с гнильцой. Над ним тоже потрудиться придётся, пока в норму приведут.
Всё, что стояло на полях единоличников, обмерили, взяли на строгий учёт. И сейчас уже не в десятинах мерили землю, а в гектарах. Ну, и Бог с ними. Бывшим хозяевам это уже ни к чему.
Ни Данила, ни Ефим не пошли с комиссией в поле, не стали лишний раз бередить души. И так натерпелись, испереживались, куда уж больше? Вон у Кольцовых и по сей час рёв да плач стоит, Марфа никак не успокоится. Ей вторит почти десяток детских голосов. И на самом деле, как же прокормить столько душ с одного огорода? И правда, голова кругом идти будет.
Глаша с Ефимом погоревали-погоревали, да рассудили здраво, успокоились, смирились. А что делать? Жизнь дороже. Как-нибудь вдвоём, два взрослых человека прокормят себя, даст Бог. А вот Кольцовым каково?
Сейчас вся надежда на огород Волчковых. Как чувствовали, как знали, засеяли весь приусадебный участок по весне, а это почти полгектара, пятьдесят соток, картошкой. По меже так заросло чернобылом да полынью, что и не видно. Правда, и не поливали, как на своих огородах, но вроде в саду, в тени ещё держится картошечка, слава Богу. Как-никак, а подспорье будет хорошее, не сглазить бы.
Собрание по принятию новых членов в колхоз прошло уже через три дня, и прошло на удивление спокойно, гладко, потому как вёл его сам председатель Сидоркин Пантелей Иванович.
– Товарищи колхозники! – обратился он к собранию. – Может, кто-нибудь из вас скажет хоть одно плохое слово в адрес новых членов нашего крестьянского коллектива? Может, кто из них лодырь или пьяница?
– Может, кто из них был замечен в борьбе против нашей родной рабоче-крестьянской советской власти? – вопрошал в зал и партийный секретарь Никита Семенихин.
А что можно было говорить? Все новые члены колхоза, бывшие единоличники, росли на глазах всей деревни, обвинить их в тунеядстве так никто и не осмелился. Да и не видели люди, что бы кто-то из них с винтовкой выступил против новой власти. А если и кого видели, так когда это было? Да и было ли оно вообще? Разве что на словах бранили. Так кто её, власть эту, на Руси не бранил?
– Не тяни кота за хвост, председатель, – немолодой уже колхозник Иван Зубарев прервал выступление начальства. – Мы их знаем как облупленных. Если и в колхозе они будут работать так, как и на своей земле ломили, и если все колхозники будут такими, как эти единоличники, тогда я первый за такой колхоз. Принять, и баста! Отдохнуть после работы пора, а то мы всё заседаем да заседаем.