Куда деревенской бабе до докторов и специальных родильных домов? Для них каждый кустик – родильный дом.
Отец Василий принял тогда исповедь, долго стоял рядом, молчал. И она, Марфа, ждала. Рассказала ему всё, без утайки, как было в копне сена у неё с Ефимом. И мысли свои поведала, что в тот момент пришли в голову, даже о молнии и о громе страшном, оглушительном рассказала. И совета спросила, как ей быть теперь? Вроде ребёнок-то её, в утробе, вот он, а отец другой, не муж Богом данный, а муж сестры. Она-то не может, Бог не дал ей возможности испытать благо от материнства. Мучается женщина, сильно переживает и мучается, кровоточит душа её, пыталась себя жизни лишить по этой причине. Как не спасти душу православную? Тем более сестра это, единоутробная сестрица. Вот за неё-то болит душа у неё, у Марфы. И для сестры, ради сестры пошла она на грех. Как теперь отдать своего ребёнка? Не страшный ли грех это? Не покарает ли Господь её, Марфу, за грехи её тяжкие? Не падёт ли гнев праведный Господа на неродившегося ещё ребёночка?
– Рождение человека на земле – это есть самое богоугодное дело, дочь моя, – произнёс, наконец, священник. – И если Бог уподобил тебя осчастливить сестру твою, даровать ей ощущения матери чрез чрево твое, это тоже угодно Богу. Ибо жертва во имя друга твоя, что может быть более благостным для христианина? Да благословит тебя Господь, святая ты русская женщина!
И, к удивлению Марфы, вдруг наклонился над ней, на мгновение прижал к себе и поцеловал куда-то в темя, в платок.
– Иди, дочь моя, иди! Дай тебе Бог здоровья и сил душевных, – и буквально вытолкал из церкви.
Как на крыльях домой шла, ног под собой не чуяла. Сняла, наконец, грех с души, в будущее смотреть стала уверенно и смело. Её уже не страшили разборки с мужем, как-нибудь объяснит. Должен понять, а не поймёт, ну что ж… Она от слова, данного Богу, не откажется. И ребёнка отдаст, как и обещала. И вытерпит, всё вытерпит, все суды-пересуды, толки людские снесёт, осилит, но Глашка, сестричка её родная, будет мамкою. Вот что самое главное. Она спасёт сестру! И пускай хоть земля треснет, провалится в тартарары, но от своего Марфа не отступит! Пусть говорят потом люди, что хотят, ей уже будет безразлично. Люди, они – люди, а сестра Глаша – это сестра Глаша.
Да, для неё, как для мамки, это будет удар, страшный удар, расстаться с кровинушкой. Однако она тешит себя мыслью, что ребёнок всегда будет рядом, в соседнем доме, и она, мамка его, всегда сможет увидеть, покачать на ручках, понянькать маленького. И каждый день будет видеть счастливую сестрицу Глашеньку. Пускай ей уже под сорок лет, но она для Марфы останется Глашенькой, сестричкой младшенькой, любимой.