– и расхохотался, показав всем полный рот крепких, здоровых зубов.
– Будет тебе, зубоскал, – осадил его председатель. – Ты через год приходи, вот тогда и поглядим, да Ефим Егорович?
– Так, это, – попытался оправдаться Гринь, но его опередил Аким Козлов.
– Ефимушка-а! Твой зверь три пары волов заменил! Ты гляди, от безделья волы скоро доиться будут как коровы, молоко давать начнут, итить их в бок!
– А ты, Аким, за сиську одну-единственную их дёргать будешь, – под общий хохот закончил Никита Кондратов.
Ближе к обеду все зеваки разошлись, а Ефим с Кузьмой попеременно делали круг за кругом, оставляя после себя всё расширяющуюся вспаханную полосу, со степенно бродящими по ней грачами.
Работа затянула, увлекла, отодвинув на задний план душевные терзания. Домой приходил затемно, умывался и замертво падал на постель. Даже не было сил помочь Глаше по хозяйству, огороду. Данила вспахал Гриням огород, засадили картошкой, хозяйка сама, одна делала грядки, управлялась по дому. Изредка прибегал кто-нибудь из детей Кольцовых, побудет минутку, да и обратно домой.
В этот день пахал сам Ефим, Кузьма съездил на лошади в Слободу за маслом для техники и теперь сидел на краю поля, поджидая дядьку, чтобы долить масла в двигатель.
Первым младшего брата Вовку заметил Кузьма, однако сразу не придал особого значения его появлению на поле: детишки частенько прибегали покататься на тракторе. Но мальчишка бежал явно не к нему, спотыкался, а то и падал на свежевспаханную землю и отчаянно махал руками. Наконец, его заметил Ефим, остановил трактор, пошёл навстречу пацану.
– Дядя Фимка, – задыхаясь, прокричал мальчик. – Дядя Фимка, мамка кличет. Она у вас в доме с тётей Глашей. Просила срочно, сей момент!
– Чего, не знаешь?
– He-а. Мамка не сказала, велела только позвать, и всё.
Оставив Кузьму на тракторе, бегом пустился домой.
«Вот оно, начинается, – шёл спешно, почти бежал. – Вот оно, начинается, – сверлило, стучало в висках. – Господи! Спаси и помилуй!»
Марфа лежала в передней хате за печкой, Глаша пеленала новорожденного. Это сразу, с первого взгляда определил Ефим.
– Тихо, тихо, Ефимушка, – остановила его жена. – Сюда нельзя, тут Марфа. Девочка родилась, – радостно сообщила Глаша. – На, покорми, дай грудь, – обратилась уже к сестре, поднесла к ней, положила рядом свёрток с ребёнком.
– Нет, сестричка, нет, – тихим, слабым голосом отозвалась Марфа.
– Не-ет, – и зарыдала за печкой.
Ефим стоял на порожке передней хаты и не мог ничего понять, как и не мог сдвинуться с места.
– Как нет? – оторопела Глаша, в недоумении переводя взгляд с мужа на сестру. – Ты что-нибудь понимаешь, Фимка?