– Позвольте! – железнодорожник опешил, снял монокль, принялся тщательно протирать удивительно белым платочкам. – Позвольте, как смеете так со мной разговаривать? Я – помощник начальника…
– Да плевать я хотел, чей ты помощник и кто у тебя начальник, – Кольцов уже слез с дрезины, встал сбоку от незнакомца, коснулся штыком его плеча. – Нам уже и царь-батюшка не указ, а ты – и подавно!
– Вы не смеете так со мной разговаривать! Я нахожусь при исполнении служебного долга! При любой власти существует государственная собственность, а вы её похитили, – не сдавался незнакомец. – Я вынужден вызвать караул!
Человек принялся нервно шарить в кармане, вытащил свисток, вот-вот, было, не засвистел, как Гринь схватил за руку, отвел в сторону.
– Вот это зря, положь обратно в карман свистульку, тебе же лучше будет, вашбродие. Не проглоти от усердия.
– Ага, – опять вмешался Данила. – А то вставим туда, куда ты не вставляешь. А ещё лучше – отдай её нам. У нас надёжней будет, спокойней, – и с силой вырвал из рук железнодорожника свисток.
– Хамы! Скоты! Как смеете… – договорить не успел, как от сильного удара Кольцова сложился к ногам беглецов.
– Вот это ты зря, барин, не подумавши, – и уже товарищу: – Тикать надоть, Фимка, пока другие не сбежались, – Данила уже толкал дрезину, разгонял её. – По-моему, стекляшку я ему разбил, вот беда, как же он глядеть-то будет без стекляшки-то?
– Зря ты так, Данилка, – укорял друга Ефим, когда отъехали от злополучного разъезда на достаточное расстояние. – Он бы и так оставил нас в покое.
– Ага, оставил бы. Ты слышал, как он нас? Хамы, говорит, мы с тобой, да не просто хамы, а скоты.
– Прижухли нынче баре, а этот то ли не понял, то ли слишком наглый.
Местом для отдыха выбрали на повороте, где рельсы уходили вправо, чуть-чуть спускаясь книзу. Слева густой стеной стоял лес, справа – начиналось большое картофельное поле. На всякий случай дрезину отнесли подальше от железной дороги, спрятали за кустами, уселись на неё, развязали сидоры, перекусили всухомятку.
– Чаю бы, как-то не подумали, – Данила пристроился крутить цигарку, Ефим лег спиной на землю, широко раскинув руки. – Или хотя бы кипяточку.
– Хорошо, Данилка! Даже не верится, что домой едем.
– Хорошо-то хорошо, но что нас дома ожидает, вот вопрос? – Кольцов сильно затянулся, шумно выпустил дым изо рта. – Что делать дома будем? Опять к пану Буглаку в работники?
Ефим развел руками, удобней расположился на траве.
До войны оба работали у пана Буглака: Данила был младшим конюхом на конюшне пана, Ефим – подмастерьем на винокурне. Если бы не забрали в армию, то и неведомо, кем они к этому времени уже были бы. Сулил управляющий имением немец Функ Рудольф Францевич перевести Данилу в старшие конюхи, а Гриню как-то обмолвился, что, мол, пора и мастером становиться, потому как настоящий мастер Аникей Никитич Прокопович к тому времени уже состарился и еле передвигал ноги по цеху.