С каждым днём Глафира всё сильней и чаще стала задумываться, уходить в себя.
Это не осталось незамеченным мужем. По ночам он иногда просыпался от всхлипывания жены, трогал её мокрое от слёз лицо, мокрую подушку, и у самого останавливалось сердце от любви к Глашке, от жалости к ней и от своего бессилия. Как такое могло случиться? Ведь мечтали, как народятся детишки, вон даже имена им приготовили, и девочкам, и мальчикам. А что получается?
Обнимал, прижимал к себе жену, целовал заплаканные глаза, успокаивал и её и себя. Уставшие, засыпали в очередной раз с твёрдой уверенностью, с надеждой, что вот сегодня, сейчас у них всё получилось и отныне всё будет как у людей. Но проходило время, и всё оставалось по-старому.
Нет, Ефим не злился, не обижался на Глафиру, не искал виновных. Он просто жил, жил и надеялся, что всё когда-то образуется и они заживут как и все люди. И успокаивал, вселял веру, надежду Глафире, не давал ей пасть духом, поддерживал её.
А тут ещё работа на винокурне отвлекала, забирала почти всё время. Некогда было подумать о себе, лишний раз перекреститься.
Устанавливали новое оборудование, из-за границы Макар Егорович Щербич выписал динамо-машину, которая и давала свет, и крутила оборудование, давила сок. Пошло винишко, что из вишни делали, отгружал обозами на железнодорожную станцию. Подходила продукция из нового урожая давальческих яблок. Надо было принимать яблоки у населения, вести расчёты, делать задел на зиму, чтобы не простаивать в будущем, чтобы производство было непрерывным. Не упускать из виду склады, следить, чтобы не гнили уже заготовленные фрукты.
С Данилой встречались по вечерам, уставшими. Тот день и ночь пропадал в саду, вымерял, размечал каждую лунку, строго следил, чтобы они были правильных размеров. Учитывал, какой сорт с каким соседствует, смотрел, чтобы не напутали рабочие, не своровали саженцы, не повредили. В бочках на лошадях возили воду из Деснянки, поливали молодняк. Заготовили длинные колышки в лесу из молодой лещины, воткнули рядом с саженцами, привязали бечёвкой, чтобы не вырвало ветром, не ломало, не гнуло деревца. По ночам вскакивал, бежал в сад, стал замечать, что пропадают саженцы, вырывает с корнем кто-то из местных, тащили к себе в огороды. За всем нужен был глаз да глаз.
Макар Егорович сейчас работал не один: правой рукой у него был бывший староста деревни Вишенки Логинов Николай Павлович, как управляющий у пана Буглака.
Вроде Кондрат-примак не приставал, оставил в покое, да и сам Логинов не касался своей бывшей родины. В Вишенках и не появлялся, чтобы не провоцировать лишний раз новые власти, а может, чтобы не бередить душу, кто знает?