– Что вы, что вы, Макар Егорович, как могли подумать такое? – оправдывалась сватья. – Не о том я речь веду, люди добрые. Хотелось троек с бубенцами да чтобы цыгане истомные песни играли, танцы задорные! Да чтобы веселье неделю не прекращалось, чтобы вся округа запомнила свадьбу дочурки моей, Лизоньки!
– Будет, будет, Аннушка, – матушка Евфросиния наклонилась через стол к хозяйке, заговорила проникновенно. – Не гневите Бога, Аннушка, не об этом печалиться, думать надо. Стол ломится, чего уж. Благословите молодых на долгую и счастливую жизнь, на детишек здоровых да умных, а шум вокруг свадьбы – это от лукавого, любушка вы моя! Неужели бабье счастье в кутеже гусарском?
– А в чём же, матушка, счастье женское? Ну-ка, ну-ка? – Макар Егорович весь подался вперёд. – Мне такая мыслишка частенько на ум приходит, да вот ответа так и нет, не получил, а хочется.
– Жениться надо было после смерти Клавдии, рассказала бы тебе новая жена, чего там, – пришёл на помощь матушке священник. – А так прожил бобылём, прости Господи, ни себе, ни людям, не обижайся, брат.
– А вот тут ты не прав, батюшка, – Щербич едва ли не вскочил за столом. Глаза гневно блеснули, лицо взялось мелом. – По чину, по сану тебе положено разбираться в человеческих душах, а вот того не знаешь, что в моей израненной душе есть место только для Клавдии, понятно, отец святой?! И не надо туда лезть, упрекать меня, – обиженно замолчал, уставился на жареных куропаток.
За столом наступила неловкая тишина. Гости опустили головы, старались не смотреть в глаза друг другу, молчали.
– Прости, Макарушка, прости, дружок мой преданный! – священник встал из-за стола, поклонился в сторону Щербича. – Не обижайся, но и на священнослужителя бывает проруха.
– Ладно, чего уж ты, Василий Петрович, – Макар Егорович пожал протянутую руку. – Но и на самом деле для меня на всю жизнь покойница Клавдия – свет в окошке. Она, только она в душе моей, вот так-то, гости дорогие.
– Вот вы, Макар Егорович, и ответили на половину своего вопроса, – первой заговорила матушка Евфросиния. – Это же какое счастье для женщины, что её любят вот так, как вы, даже после смерти!
– А вторая половина? – вроде как согласился с матушкой, успокоившись, взял себя в руки Щербич. – Я услышу ответ на вторую половину своего вопроса?
Все задвигались, заулыбались, послышались одобрительные голоса довольных таким быстрым разрешением назревающегося конфликта.
– Отвечу. Узнаете, но только это будет мой взгляд, мой ответ, а вы уж примеряйте его, куда хотите и к кому пожелаете. Может быть, кто-то со мной и не согласится, но тому Бог судья. Это я так думаю, это моё видение бабьего счастья.