— Почему я любила тебя? — спросила меня Донна, и я подошел к ней, садясь рядом.
— Просто я идеальный образец мужчины, — поцеловал ее ладонь. — И ты слишком моя.
— Мне пора, — прервала меня Эмили. — Я приду вечером, милая, — поцеловала она Донну в лоб. — Люблю тебя.
— Давно пора тебе уйти, — не отводил я глаз от моей женщины.
— Я почти уходила, но запнулась об тебя, — ответила Эмили, и через мгновение дверь в палату открылась и закрылась.
— Нет, правда, — нахмурилась Донна, забирая свою руку. — Почему я любила тебя, но не захотела вспомнить?
С настоящей потерей сталкиваешься только тогда, когда теряешь кого-то, кого любишь больше всего на свете. Мы никому ничем не обязаны с самого рождения. За исключением себя. Это факт. Его невозможно оспорить. Но дело в том, что мы хотим быть обязаны. Мы ожидаем лишь того, кому захотим быть верными и перед кем сможем быть слабыми. Кто мы? Кто такие мы с Донной? Не знаю, что я могу сделать для нее, ведь я никогда не был рядом, когда был нужен этой женщине.
— Не знаю на самом деле, — вздохнул я. — Просто мы встретились, хоть и были из разных миров. И мы так не понимали сначала друг друга, но все меняется. Жизнь меняется, и в один момент мы начали обсуждать все. Мы говорили о высоком искусстве и политике. Истории и книгах. О лазанье и хорошей школе для Оливии.
— Не говори мне сейчас об этом, — прервала меня Донна. — Я не помню своего ребенка, и мне интересно, почему я лежу тут, раз ты так любил меня?
— Все изменилось, когда я начал узнавать твое прошлое, которое ты мне рассказала, — поднялся я с места. — Сначала ты не сказала об Оливии, хотя мы уже были вместе. И малышка, когда я увидел ее впервые, выглядела такой маленькой и невинной. Она была совсем не испорченной жизнью и такой похожей на тебя. Я хотел поладить с ней, и в конце концов, у меня вышло. Все твое внимание было сосредоточено на ней, и это было так эгоистично, что я ревновал тебя к твоему же ребенку.
— Меня это не беспокоило?
— Беспокоило, — усмехнулся я. — Но ты никогда не подавала виду.
— Я не помню тебя, Адам, — взяла она стакан воды с тумбы, делая глоток. — И я ничего к тебе не чувствую.
Мою грудь сдавило, и во мне бушевали такие эмоции, из-за которых я не мог даже вздохнуть. Я быстрыми шагами приблизился к Донне и обнял ее, легко прижимая к себе, чтобы не сделать больно. Мое сердце стучало так быстро, и я боялся, что оно выпрыгнет, если я просто не обниму ее.
— Адам, — оттолкнула меня Донна, и я еще сильнее прижал ее к себе. — Адам, не надо.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — выругался я, отходя от нее. — Что? Я в отчаянии.