Мы больше не сказали друг другу ни слова, и время шло. Воздух становился теплее, и вскоре взошло бы солнце. Какое-то время я находилась в его объятьях, и внутри меня завязывался узел еще потуже. Я отошла от Адама, и прежде, чем открыть дверь, чтобы зайти в дом, услышала его голос:
— Когда ты улыбалась, я восхищался. Ты излучала человека, который испытал столько боли и страданий. Но когда ты улыбалась, Донна, — взглянула я на него в последний раз, — это было прекрасно.
«Вся жизнь женщины — это история ее привязанностей». Вашингтон Ирвинг
Каждый раз я чувствовала, что умираю. Я хотела метаться, но в то же время не хотела устраивать истерик. Это было невыносимо. Потеря памяти не похожа ни на что остальное. Ты словно живешь чужой жизнью, которая тебе не принадлежит. Тело, которое ты помнишь, тебя не слушает, и семья, которая была раньше, больше не твоя. Последние дни я все время закрывалась в ванной и плакала часами. Я жила с Адамом и играла в любовь лишь ради дочери, которой я так же не помнила.
— Нет! —закричала я. — Пожалуйста, останови это. Я не могу больше выносить такого! Сделай что-нибудь. Я понимаю, что отвечаю за что-то, — не сдерживала я слезы. — Но, пожалуйста, забери эту пустоту.
«Однажды поняв и приняв факт мимолетности всего и неизбежности перемен, ты можешь радоваться удовольствиям, пока они есть, не испытывая ни страха потерять их, ни тревоги за будущие». Экхарт Толле.
Спустя приблизительно полчаса я начала собирать свои вещи и вещи Оливии, когда она вошла в комнату. Она смотрела на меня несколько секунд, а затем я заметила, как слезы текли по ее щекам. Когда я собиралась подойти поближе, она бросилась в мои объятья и заплакала.
— Я не могу поехать с тобой, мама, — говорила моя девочка, обнимая меня за шею, когда я опустилась перед ней. — Я понимаю тебя, правда. Папа мне все рассказал, но я останусь с ним. Тебе нужно время, и я буду мешать тебе.
— Ты моя дочь, Оливия, — взяла я ее личико в свои ладони. — Ты никогда не будешь мешать мне.
— Да, но я останусь с папой. А ты приедешь, когда будешь готова.
— Я люблю тебя, Оливия.
— Я тоже люблю тебя, мама, — отошла она от меня, словно защищаясь. — Я знаю тебя. Ты будешь сама мучатся, чтобы сделать кого-то счастливым. Но не нужно все время причинять себе боль, ведь я знаю, что ты не позволишь чему-либо случиться со мной.
— Оливия... — сорвался мой голос.
— Ты хорошая.
— Я тебя родила, милая, — провела я рукой по волосам. — Ты так говоришь, лишь потому что я твоя мама.
— Вот именно. Ты моя мама. И я знаю тебя. И я горжусь тем, что я твоя дочь.