Должно быть, в большей комнате обычно размещались хозяин с супругой (она скончалась позапрошлым летом), а в смежной, поменьше – маленькие дети, а то и кормилица. Дети давно уже выросли, а комнатка превратилась в подобие кладовки, но сейчас никакого хлама там не было, остался только огромный сундук, размером с целую кровать, покрытый периной.
– Я подумал, втроем на кровати будет тесно, так что уж умещусь, – кивнул на него Ирранкэ.
– У тебя ноги свисать будут, – непосредственно сказала Ири, посмотрев снизу вверх – она и до плеча отцу макушкой не доставала. – Лучше я тут буду.
Я хотела было возразить, но осеклась: что, если Ирранкэ хочет поговорить со мной о ключе? Я ничего не рассказывала Ири об этой штуковине, так, может, и не нужно? Конечно, она и подслушать может, хлипкая дверь – не преграда, но все же…
– У меня никогда не было своей комнаты, – добавила Ири, пригладив мягкий мех. – Хоть пойму, как это?
Что верно, то верно, вторую кровать в нашей комнатушке впихнуть было некуда, мы с дочерью и спали вдвоем, как когда-то я с бабушкой.
– А еще, – добавила она, – вы меня чуть не задавили ночью!
– То есть?
– То и есть обнялись так, что я едва не задохнулась, еле-еле выползла! Даже маму разбудить не могла, а ведь она на каждый шорох просыпается… Но тут спала, как заколдованная, – улыбнулась она, а я, хоть убей, не могла припомнить, что вообще происходило прошлой ночью.
– До вечера еще далеко, – сказал Ирранкэ после паузы. – Присядем?
Я села на край кровати, Ири свернулась клубочком в изножье, а сам он устроился на шатком табурете возле окна, пояснив:
– Душно. Не могу в духоте. Так-то бы рамы выставил, да боюсь вас простудить.
– Я тоже не люблю, когда дышать нечем, – сказала Ири. – На чердаке хоть из щелей поддувало, а тут вообще… как на кухне, даже хуже, там хоть какая-никакая тяга есть, а то бы все угорели!
– Правда, хотя бы ставни открой, пускай протянет немного, – кивнула я. – Не такой снаружи мороз, а мы уже обсохли. Укутаемся как следует, уж не просквозит.
– Да, мы в лесу под снегом ночевали, не замерзли! – вставила Ири. – Ой… а где наши вещи?
– В той комнате, – кивнул Ирранкэ. – Я приказал принести. В углу.
Ири переменилась в лице, спрыгнула с кровати и бросилась туда, зашуршала чем-то, а потом я услышала вздох облегчения.
– Что у нее там? – шепотом спросил он.
Я только плечами пожала: кто знает, какие девчачьи сокровища могла прихватить с собой своевольная дочь?
Пока Ири копошилась в пожитках, я молча смотрела на ее отца. Он изменился, и очень сильно, но я не могла понять, в чем именно. Лицо то же самое, и шрам его почти не портил, глаза, так напугавшие меня недавно, все те же… Сейчас в них отражались огоньки свечей: казалось, будто это закатная или лунная дорожка пляшет на темных волнах. А потом Ирранкэ чуть повернулся, и я вдруг увидела…