И когда зароптали драгуны, что и сегодня не топятся кухни, Семен сказал:
— Вот вахмистр идет. Я ему много раз говорил. А теперь спросите вы сами, только не по одному, все разом…
— Когда нас будут кормить? — закричали солдаты.
Вахмистр побелел, попятился, огляделся — нет ли кого за спиной. На фронте такое бывало: пальнут в спину, и вся недолга. Его подленькая душа ушла в пятки. Но вахмистр тут же нашелся.
— Молчать! — заорал он истошно.
Он знал: нападать на всех — ничего не получится. Надо напасть на одного, отделить от остальных, на одном отыграться. На ком же? Да на унтере, который стремится занять его место. И раньше чем драгуны опомнились, Хестанов подскочил к Семену, замахал кулаками, заорал ему прямо в лицо.
— Это ты научил солдат бунтовать! Ты давно на подозрении, мерзавец!..
Сейчас, когда Семен рассказывал про былое притихшим слушателям, он снова переживал пережитое, видел зверское лицо вахмистра.
— Он ткнул меня кулаком… вот сюда, — показал Семен на скулу. — Я света невзвидел… Развернулся и со всей силы двинул Хестанова. Тот упал и не поднимался… минуту, другую… Я подумал: а вдруг я его убил?..
— Надо бы убить, гада, — сказал Емельян. — У нас одного такого насмерть застукали.
— Ну, а что же дальше? Дальше что было, сынок? — всхлипнув, спросила Меланья Никитична.
— Дальше? А вот что, мама…
Семен продолжал рассказ.
Хестанов очнулся, вскочил. Солдаты было кинулись к нему, Семен закричал: «Только не троньте! Зачем всем страдать из-за этого гада?» Хестанов убежал.
Все знали: пожалуется. Ударить начальника — преступление. В военное время за такое у военно-полевого суда один приговор: смерть.
Раскаялся ли Семен, упрекнул ли себя, что поступил опрометчиво? Нет! Он видел перед собой голодные лица драгун, все в синяках лицо безропотного солдата Кузьменко, вчера избитого вахмистром, заплывший глаз у другого… На суде, по крайней мере, все выяснится: он во весь голос скажет о подвигах вахмистра.
Солдаты молчали. Молчал и Семен. Почему-то вспоминалась сразу вся жизнь — мать, станица, жена, сестренки, хатка их, вросшая в землю… Теперь всему конец.
Вдруг драгун с откушенным ухом тихо сказал:
— А что, драгуны? Ведь не Семен Михайлович вахмистра избил…
— Не Семен Михайлович? А кто же тогда?
Драгун с откушенным ухом продолжал, показав на Кузьменко, избитого вахмистром:
— Да тот, кто и меня, и Кузьменку вчера изуродовал… Господин вахмистр — все слышали — утверждал, что Кузьменко неосторожный солдат, к коню Испанцу вроде меня, грешного, подошел на близкое расстояние. Конь Испанец, вот кто копытом по морде господину вахмистру съездил! Его не дадут в обиду. Ай, молодцы!